Я видел новую Византию. Я видел, как она поднималась над морем — там, где сходятся все народы земли. Я видел, как разрывали на куски ее мертвое тело, как ее зловоние разносил грязный ветер с Востока, как падала во прах ее слава, как забывались ее победы, как искажался ее смысл. Она должна была стать столицей христианского мира, вместилищем мудрости. Ее труды принесли бы свет всей планете. Власть Голливуда могла преобразить земной шар. Я должен был стать одним из самых влиятельных архитекторов будущего. Но не думаю, что судьба предназначила мне много счастья. Вскоре в мою жизнь снова вторглись нежелательные осложнения. Какие отвратительные мелкие умы, какие ничтожные стремления, какие низменные цели у большинства людей! Как они ненавидят тех, кто готов рисковать, готов встретить опасность и добиться награды! Какое разочарование я испытал, обнаружив, что даже те люди, которых я ценил и которым доверял, не только не могли разделить мои мечты и человеколюбивые взгляды, но и просто боялись их! К октябрю 1925‑го я стал в Голливуде солидной, уважаемой персоной. У меня было все, чем восхищались в этом месте. Внешность, успех, мозги, воображение и роли в больших фильмах. После моего успешного выступления в «Ковбое в маске» появились еще четыре сериала: «Возвращение ковбоя в маске», «Закон ковбоя», «Справедливость ковбоя» и «Ковбой в маске в дьявольской гонке». Прокатчики так накинулись на них, что на «Делюкс» мне предложили роль капитана Джека Кэссиди — аса из асов — в их пятнадцатисерийном фильме «Ас среди асов» (с Глорией Корниш!), потом в «Небесных ястребах» и в «Небесных наездниках». К тому времени на рекламных листовках появилось имя, под которым я прославился. В Голливуде и во всем мире меня знали как «Аса» Питерса, Небесного Ястреба. На студии очень много внимания уделяли моей карьере военного летчика и моим новаторским полетам, но считали неразумным упоминать о том, что почти все эти события происходили у меня на родине, в России. Я обрел популярность в роли летчика-аса, но Таинственный Линчеватель, ставший шерифом молодой ковбой по имени Текс Риардон, — вот кого требовала публика. За несколько недель я появился в «Ковбое одинокой звезды», в «Сражающемся ковбое» и в «Друге ковбоя». Я не опечалился даже тогда, когда однажды в понедельник утром, появившись на Гауэр-Галч, чтобы начать работу над «Песней ковбоя», обнаружил, что большая часть студии демонтирована, офисная мебель вывезена, а никаких признаков руководства нет. Оказалось, мы только на несколько минут опередили заместителя шерифа. При помощи режиссера я смог собрать и спрятать множество коробок с пленками — в большинстве этих фильмов я играл главные роли. Пленки тайком перетащили ко мне в автомобиль, а потом — и домой. Тогда я не особенно расстроился. Я уже собирался покинуть «Делюкс» и подыскать студию получше. Став юным Тексом Риардоном, поклявшимся утвердить правосудие на Западе, я добился огромного морального и художественного успеха, несмотря на то что большую часть времени половину моего лица прикрывал цветной платок. Колоссальная популярность ковбоя в маске (его история была основана на приключенческих текстах Эрла Г. Стэффорда в «Олл стар уикли» и «Манси мэгезин»[153]) сделала меня героем, которого нередко приглашали на открытия родео; я чаще всего отклонял приглашения, потому что на студии мой акцент считали недостаточно западным. Теперь я работал сразу в трех направлениях: на «Метро-Голдвин-Майер» я был художником по декорациям, у Голдфиша — сценаристом, а публика меня знала как актера! И все же голливудские магнаты проявляли так мало интереса даже друг к другу, не говоря обо всех прочих, что ни один из них не смог разгадать правду! Многие женщины считали мою внешность романтичной; они утверждали, что я более изысканный Валентино. Некоторые готовы были бороться за мою благосклонность.
153
Скорее всего, имеется в виду «Аргоси алл стори уикли» — журнал Фрэнка Манси, где в основном печатались фантастика, вестерны и приключенческая литература; в 1929 году он слился с другим массовым журналом того же издателя «Манси мэгезин».