— Volvitur vota[243], - заметил он на следующий день, стоя на мостике и наблюдая, как наш корабль направляется в наиболее респектабельную часть порта. Его радовала ирония нашего положения. — Колесо поворачивается, а, дружище? — Все происходящее доставляло ему немалое удовольствие.
Капитан сказал, что ему теперь осталось только пойти в меллу[244] и заключить сделку с каким-нибудь местным евреем.
— Разве было у нас когда-нибудь такое чудесное прикрытие? Мы можем за одну ночь нажить состояние! Особенно учитывая то, что рифы творят на испанских территориях.
— Оружие, капитан?
Я напомнил капитану о его принципе — никогда не продавать оружие, которое могут использовать для убийства белых людей.
— Боже правый, старина, — сказал он с некоторым недоумением, — вы же не считаете этих даго[245] белыми, верно?
Меня сильно огорчило это проявление расизма в человеке, которого я уважал за великие познания и опыт. Я вынужден был признать, что жадная рука папы римского выдавливала богатство гордой Испании из каждой поры ее тела, но тем не менее эта страна оставалась благородной, она очистилась от проклятия евреев и мусульман. И все же потом мне пришлось узнать, что существует два вида испанцев: одни не заражены кровью Карфагена, а другие, формально сохранившие верность идеалам, вскоре попытаются сделать то, что несколько лет спустя удалось бастарду Кастро[246], - создать первое латино-большевистское государство. К сожалению, на свете много таких, как Кастро, и мало таких, как генерал Ривера[247]. Со временем я понял, что имел в виду капитан Квелч. Начиная с финикийцев и заканчивая берберскими пиратами выходцы из Восточной Африки оставляли значительные следы своего присутствия, пока храбрые иберы не загнали их обратно, в далекие пустыни. Да, эта часть Европы все еще хранит их древнее колдовство, их варварские обычаи.
Я напомнил предприимчивому старому морскому волку, что не следует расстраивать мистера Голдфиша, который по-прежнему оставался номинальным владельцем судна, даже несмотря на то что мы, как предполагалось, были представителями независимой «Симэн пикчерз» и что откроется много совершенно законных возможностей, как только мы прибудем в Александрию.
— До тех пор пока они не слишком пристально рассматривают мой паспорт, — сказал он.
Бумаги обошлись ему в две гинеи в Белизе; паспорт он добыл взамен того, который забрала кейптаунская полиция. Капитан пообещал, что не возьмет незаконного груза на борт «Надежды Демпси». Однако чуть позже в тот день он исчез в мелле и вернулся несколько часов спустя с каким-то скользким субъектом неизвестного происхождения; выглядел капитан Квелч как человек, который поймал удачу за хвост или по крайней мере поверил в это. Все, что мне оставалось делать, — внимательно следить за своим другом, и я бы поразмыслил об этом больше, если бы не миссис Корнелиус, которая явилась в мою каюту и обеспокоенно поинтересовалась, не говорил ли мне мистер Микс, что он хочет «смыться». Я ответил отрицательно.
— С чего бы?
Тут она разволновалась еще сильнее.
— Либо он сбег, либо этот мерзавец капитан его продал, — объявила она.
Естественно, я вступился за капитана Квелча. То, что она привязалась к нашему «Санчо Пансе», было вполне понятно, но это не могло служить оправданием подобного поведения — нельзя походя поливать человека грязью!
— Если его продали, — сказал я миссис Корнелиус, — все, что нам следует сделать, — это сообщить французской полиции. Мы получим его обратно в мгновение ока. Во французском Марокко рабство вне закона. В самом деле, если вы беспокоитесь, почему бы не попросить майора Фроменталя разобраться?
Я тогда не сомневался: мистер Микс наслаждался жизнью среди себе подобных, и я думал, что беспокоить его не следовало. Миссис Корнелиус паниковала и выдвигала глупые обвинения — такого за ней раньше не наблюдалось.
— Он должон был вернуться втшера, — сказала она. — Он поклялся, тшто будет на борту до полунотши.
Она, очевидно, привыкла к помощи мистера Микса, хотя больше и не нуждалась в этом. Теперь моя подруга казалась особенно огорченной.
247