Археологам удалось лишь частично определить те описанные в Библии места, по которым проходила стена Неемии. Однако ясно одно: в V в. до н. э. возрождавшийся Иерусалим занимал значительно меньшую площадь, чем в период первого храма. Фактически город вернулся в границы, существовавшие пятью столетиями ранее, во времена Соломона. Стены, как и тогда, окружали только Храмовую гору и город Давида.
Обеспечив хоть какую-то безопасность города за счет реконструкции стен и ворот, которые закрывались на ночь, Неемия предпринял ряд шагов по реорганизации общественной жизни. Столица все еще была в запустении. По словам самого Неемии: «…город был пространен и велик, а народа в нем было немного, и домы не были построены».[33] По его распоряжению каждый десятый житель Иудеи, избранный по жребию, должен был переселиться вместе со своей семьей в Иерусалим. Во владение Иерусалима переходили также все близлежащие земли в соответствии с территориальным делением, существовавшим до Вавилонского плена. При Неемии была упорядочена выплата десятинного налога храму, обеспечивавшего существование всех служителей культа, введен строгий запрет на торговлю, нарушавшую Субботу, запрещены были и смешанные браки. Укрепленный Иерусалим с населением около 15 тыс. человек[34] постепенно возрождался как центр самоуправления гражданско-храмовой общины в Иудее.
На этих сведениях, относящихся к V–IV вв. до н. э., ветхозаветное повествование об истории Иудеи и судьбе Иерусалима фактически обрывается. Вплоть до II в. до н. э., то есть до хасмонейского периода, подробно отраженного в Книгах Маккавеев, мало что известно о жизни в Иерусалиме. Между тем, за это время на ближневосточной арене произошли существенные изменения. До сих пор преобладающую роль в развитии Иерусалима играли восточные цивилизации: город был сферой влияния поочередно сменявших друг друга Египетской, Ассирийской, Нововавилонской, Персидской империй; культурные элементы, привнесенные финикийцами, также имели восточное происхождение. С конца IV в. до н. э., когда Александр Македонский одержал победу над персами и покорил их бывшие владения Сирию и Египет, в Иерусалим проникает культура средиземноморского мира, постепенно превращаясь в доминирующий цивилизационный фактор на целое тысячелетие, вплоть до арабского завоевания в VII в. н. э.
С установлением греческого господства Иерусалиму и всему иудейскому народу был брошен своеобразный культурно-исторический вызов. Греческий язык, занявший господствующие позиции на обширных территориях, завоеванных Александром Македонским, стал языком международного и делового общения. Без него не могли обходиться в своей коммерческой деятельности и иудейские купцы. Народ, привыкший считать, что вся человеческая мудрость сосредоточена в Моисеевых законах и Книгах пророков, изучая греческий язык, приобщался к великим сокровищам эллинской литературы и философии. Перед ним открывалась заманчивая притягательность греческой культуры и образа жизни, а целенаправленная эллинизация восточных провинций, проводившаяся греческими правителями, обеспечивала доступность плодов чужой цивилизации для широких масс. Выживание еврейского народа теперь зависело от того, сумеет ли он противопоставить соблазнам великих язычников свою монотеистическую веру с вытекающим из нее традиционно-обрядовым и этическим кодексом национального существования.
Двойственное восприятие иудеями мощного культурного натиска с Запада нашло интересное отражение в сложившейся позже еврейской легенде о посещении Иерусалима Александром Македонским. Нет никаких документальных свидетельств, подтверждающих, что великий завоеватель побывал в Иерусалиме, кроме записи Иосифа Флавия в «Иудейских древностях».[35] Историк излагает красивое предание о том, что Александр на пути в Египет якобы отклонился от своего маршрута и побывал в иудейской столице, где ему навстречу вышел первосвященник в головном уборе с начертанным на нем именем Яхве. Увидев его, Александр распростерся на земле и вознес молитвы Богу Израиля, а затем вошел в город и принес жертвы в храме. Почтительное отношение к чужому божеству объяснялось тем, что царь будто бы узнал в иудейском первосвященнике старца, являвшегося ему в видении и благословившего на предпринятый поход в Азию. Этот миф отражает понятное желание маленького периферийного народа приобщиться к историческим деяниям одного из крупнейших полководцев древности и в то же время продемонстрировать всевластие могущественного Бога Яхве.
В Иерусалиме новые культурные веяния привели к важным социальным последствиям. Общество постепенно разделялось на две группы, в меньшую из которых входили богатые аристократы, быстро усваивавшие эллинский образ жизни, в то время как большинство бедных людей и наиболее набожные, традиционалистские круги упорно сопротивлялись эллинизации. Пока около ста лет (301–200 гг. до н. э.) Палестиной правили Птолемеи (греческая династия, утвердившаяся в Египте после распада империи Александра Македонского), между этими двумя группами сохранялись хоть и напряженные, но все же не перераставшие в насильственные формы отношения. Греческие правители не принуждали иудеев нарушать свои обычаи, а тем из них, кто служил в Птолемеевой армии, разрешалось даже соблюдать Субботу — одно из древнейших установлений в иудаизме — и не участвовать в жертвоприношениях богам языческого пантеона.
Иерусалим в отличие от Газы или Самарии не был превращен в греческий полис. Храмовые священнослужители пристально следили за сохранением традиционного иудейского образа жизни в городе. Как и прежде, при персах, во главе народа стоял этнарх, первосвященник храма, осуществлявший управление с помощью совета старейшин в соответствии с традиционными ритуальными законами Священного Писания.
Греческое давление на Иудею значительно усилилось после перехода Палестины в начале II в. до н. э. под контроль Селевкидов — другой греческой династии, правившей в Сирии и постоянно враждовавшей с Птолемеями за господство на Ближнем Востоке. Вот тогда перед иудеями встала реальная угроза растворения их национальной самобытности в доминирующей эллинской культуре. В Иерусалиме даже высшие служители храма попадали под обаяние эллинских обычаев. Автор Первой книги Маккавеев саркастически отмечает, что языческие атлетические соревнования вызывали столь большой интерес, что священники буквально пренебрегали своими ритуальными обязанностями ради присутствия на играх в городском гимнасиуме.[36]
В то же время деятельность проэллинских кругов, желавших обустроить Иерусалим в соответствии с греческими стандартами, способствовала расширению города, возникновению новых жилых кварталов в районе так называемого Верхнего города.[37] В распоряжении археологов оказалось немного материальных свидетельств архитектуры этого периода, т. к. большая часть зданий была снесена и разрушена при возведении Иродом Великим своих монументальных построек. Раскопки, однако, подтверждают, что Верхний город застраивался преимущественно зданиями в эллинском стиле, причем помимо жилых домов здесь были и типичные для греческого города гимнасиумы с прилегающими к ним двориками, обнесенными колоннадой.
Во время правления селевкидского царя Антиоха IV (175–163 гг. до н. э.), присвоившего себе имя Епифана, что значит «явленный бог», угроза разрушения иудейской религиозной традиции становится особенно ощутимой. Этот царь, ревностный поборник греческих культов, усматривал в строптивой самобытности иудеев опасность для политического единства своего государства, находившегося в постоянной конфронтации с окружающими соседями. Соблазнительной была и идея пополнения истощенной войнами и обремененной долгами царской казны за счет богатств, скопившихся в иерусалимском храме. В храм поступали щедрые пожертвования от состоятельных иудеев, разбогатевших в предыдущие спокойные десятилетия правления Птолемеев, а также от многочисленных иудейских общин из-за рубежа. Исправно собирался установленный еще Нехемией храмовый налог. Храмовая казна исполняла функции банка, куда население помещало свои сбережения.
37
32 Вслед за Иосифом Флавием так археологи называют западную часть Старого города, расположенную на более высоком холме, чем город Давида и Храмовая гора.