Религиозные мистики уделяли особенно большое внимание всевозможным мелким деталям Скорбного пути — количеству шипов в терновом венце Иисуса, количеству ударов во время бичевания, количеству пролитых слезинок и выступивших капель крови. В средневековой Европе было принято поклонение «семи падениям» Иисуса, якобы имевшим место на Крестном пути. Эта завороженность магией чисел отразилась на иерусалимской Виа Долороза в избыточном количестве остановок (3 из 14), связанных с падением идущего на казнь.
В позднем Средневековье мусульманские власти всячески ограничивали проявление христианского благочестия в Иерусалиме. Практика крестных ходов была сведена до минимума. Затемно, чтобы не раздражать правоверных, выходили из храма Гроба Господня, и пройдя Скорбный путь в обратном направлении, к утру оказывались за пределами города в Гефсимании. Не разрешались ни песнопения, ни остановки у святых ворот, запрещалось делать какие-либо зарисовки. Может быть, поэтому европейцы и христиане в других частях света проявляли так много фантазии, воссоздавая картины Святого города. Ведь Иерусалим был так далеко, и они так плохо представляли себе, как выглядит на самом деле дорога от претория до Голгофы. Попытки местных иерусалимских священнослужителей придать хоть какое-то единообразие этому маршруту, не имели успеха.
Но вот в XVII в. монахи-францисканцы, опираясь на свой авторитет хранителей святых мест, начинают внедрять по всей Европе унифицированное почитание 14 «станций». Эта цифра была выбрана неспроста, так как она представляет собой удвоенное священное число семь. Большая часть эпизодов соответствовала современным остановкам на Виа Долороза. На протяжении XVII–XVIII вв. францисканцам удалось закрепить свой приоритет в отправлении этого духовного обряда благодаря поддержке папского престола. Отныне поклонение именно 14 «станциям» на Крестном пути давало верующим право в соответствии с папскими буллами на получение индульгенции.
В Иерусалиме для укоренения нового обычая потребовалось еще много времени, и только в конце XIX — начале ХХ в. Виа Долороза приобрела, наконец, тот вид, который хорошо знаком современным туристам и паломникам. Восемь «станций», отмеченных небольшими часовнями, расположены вдоль шумной улицы Мусульманского квартала. Девятая «остановка» на Скорбном пути — третье падение Иисуса — неисповедимым образом оказалось фактически на крыше храма Гроба Господня, у входа в Коптский патриархат. Даже самые внимательные исследователи происхождения святого пути не могут объяснить, вследствие каких обстоятельств она туда попала. Пять последних «станций» находятся в самом храме Гроба Господня: три из них на Голгофе, четвертая — у Камня помазания и пятая — сама усыпальница — Кувуклия. Фактически вся обрядность на Виа Долороза происходит из католической церкви, и католикам принадлежат почти все святые места вне храма Гроба Господня. Однако и греческая и русская православные церкви также соблюдают эту старинную традицию и проводят большие крестные шествия по Виа Долороза, особенно в пасхальные дни. Иерусалимский «Спутник паломника по Святым местам», предназначенный для русских православных, призывает их проследовать этим путем «в сосредоточенном молчании и сокрушении сердца».
Конечно, многим из тех, кто впервые попадает в Иерусалим, не так-то просто смириться с будничной прозаичностью Крестного пути. Там, где каждый камень, казалось бы, должен быть пропитан скорбным пафосом, суетливый арабский лавочник настырно предлагает свой незатейливый сувенирный товар. Рядом содержатель кофейни зазывает на чашечку кофе. То вдруг узкую дорогу перекроет мальчишка-грузчик со своей тяжелой поклажей, то местные мусорщики прижмут к стене толпу, проезжая на уборочном мини-тракторе. Где уж тут сосредоточиться на размышлениях о сути искупительных страданий. А между тем, возможно, что этот базарный антураж является самой достоверной декорацией из всех собранных на Виа Долороза. Осужденного на казнь вели по таким же узким улочкам с их обыденной суетой и толчеей, и люди провожали его кто любопытными, а кто и безразличными взглядами, кто с сочувствием, а кто со злорадством взирали на муки обреченного.
В истории Виа Долороза особенно ярко проявилась удивительная иерусалимская особенность: духовная потребность, сила религиозного воображения здесь нередко оказываются сильнее исторического факта или археологического доказательства. Для тех, кто проходит по Крестному пути, неважно, что крепость Антония скорее всего не имела никакого отношения к суду над Иисусом, что показываемый напротив в Сионском монастыре каменный настил — лифостротон является на самом деле мостовой римского города, построенного два века спустя после казни Иисуса из Назарета, или что расположение улиц в иудейском Иерусалиме периода второго храма совсем не походило на современное. Для любого туриста, не говоря уж об истинно верующем человеке, важно соприкосновение с особой атмосферой святого места, созданной миллионами молитв предыдущих поколений.
Возвращаясь во времена крестоносцев, заметим, что европейские рыцари с повторяющейся на иерусалимской земле из эпохи в эпоху закономерностью не устояли перед магической притягательностью иерусалимских святынь, вообще не принадлежавших их собственной религии. Иерусалим был связан для них не только с евангельскими, но и с ветхозаветными сюжетами. «Купол скалы» на Храмовой горе, самое красивое здание в городе пришельцы из Европы приняли за тот самый храм, который построил царь Соломон и о котором так подробно рассказано в Библии. Исламское святилище стали называть храмом Бога (Templum Domini). В цитированном ранее древнейшем паломническом свидетельстве на русском языке, оставленном игуменом Даниилом, оно названо церковью Святая Святых по аналогии с главным залом древнеиудейского храма.
Русский монах, как и новые хозяева Иерусалима франки, имели весьма смутное представление об исламе. Даниил пишет, что «нынешняя церковь создана сарацинским старейшиной Амаром» на фундаменте, заложенном «пророком Давидом».[151] Даже наиболее «просвещенные» из крестоносцев были уверены, что к строительству храма приложили руку либо император Константин, либо император Ираклий, а уж мусульмане впоследствии стали использовать его в своих целях.
Западные рыцари превратили Храмовую гору в один из главных культовых центров. Судя по запискам игумена Даниила, целый ряд библейских легенд связывался с «церковью Святая Святых» (мечетью «Купол скалы») и «домом Соломона» (мечетью Аль-Акса). Заново позолоченный купол исламской святыни теперь увенчался крестом, священная скала под ним была облицована мрамором и обнесена металлической решеткой прекрасной, тонкой работы, части которой сохранились до наших дней. Священная для иудеев и мусульман гора Мориа стала христианским алтарем. Исламское святилище было преобразовано в одну из самых почитаемых христианских святынь — храм, где, по убеждению крестоносцев, молился и проповедовал Иисус. Углубление в скале, которое мусульмане считали отпечатком стопы Мухаммеда, у крестоносцев стало следом Христа. Многочисленные христианские паломники не ведали только, что свои молитвы и гимны они возносили в окружении арабских надписей, порицающих их веру в триединого Бога и славящих чужого им Аллаха и его пророка Мухаммеда.
В мечети Аль-Акса расположились резиденция и двор иерусалимского короля. В 1118–1119 гг. Бодуэн II передал часть своего дворца в распоряжение небольшой группы воинов, прибывших из Франции и называвших себя «бедными рыцарями Христа». Они получили эту привилегию не случайно, так как намеревались основать в Иерусалиме религиозное сообщество для защиты и охраны прибывших на Святую Землю паломников. Их миссия нашла поддержку у Иерусалимского патриарха, который также отказался от своих владений на Храмовой горе в пользу рыцарей, давших обет послушания и целомудрия и отрекшихся от мирских благ и соблазнов. Постепенно религиозное братство установило свой контроль над всей Храмовой горой, и поскольку это место ассоциировалось с храмом Соломона, то рыцарей-монахов стали называть храмовниками или тамплиерами (от французского temple — храм). Так в европейской средневековой истории появились доселе не известные организации — общины воинов-монахов. До эпохи крестоносцев воинское поприще было несовместимо с монашеской праведностью и самоотреченным служением Богу. Тамплиеры, как и другие религиозные ордены, возникшие в этот период, были призваны воссоединить рыцарские деяния с чистотой служения Христу и Святой церкви.