При этом из-за крайней нищеты, не имея возможности приобрести новую одежду, после болезни М. А. Булгаков появлялся во Владикавказе в деникинской форме, о чем независимо друг от друга свидетельствуют очевидцы. По воспоминаниям Т. Н. Лаппа,
он ходил во френче без погон. Поди докажи потом, что он был лишь военным врачом[317]; Он был со снятыми погонами, фуражка мятая, обмотки… (Л. Д. Улуханова)[318]; Мужчина в форме военного врача – М. Булгаков (Т. Т. Мальсагова)[319].
Информация об этом, кажется, впоследствии просочилась и в Москву. Так, по свидетельству П. Е. Заблудовского, в театре Вс. Мейерхольда на диспуте, посвященном постановке «Дней Турбиных», критик А. Орлинский, преследовавший М. А. Булгакова, сказал, что писатель «одно время» носил белогвардейскую форму[320]. Вероятно, кто-то из литераторов, бывавших в тот период во Владикавказе и встречавший там писателя, упоминал о его облике и в столице.
Т. Н. Лаппа вспоминала:
Был май месяц; Михаил ходил еще с палкой, опирался на мою руку. В это время как раз приехали коммунисты, какая-то комиссия, разыскивали белогвардейцев. И я слышу, как кто-то говорит: «Вот этот печатался в белогвардейских газетах». «Уйдем, уйдем отсюда скорей!» – говорю Михаилу. И мы сразу же ушли. Я вообще не понимаю, как он в тот год остался жив – его десять раз могли опознать[321].
Никаких документальных свидетельств об аресте М. А. Булгакова до нас не дошло. Сам М. А. Булгаков в показаниях 1926 г. в графе «Сведения о прежней судимости» никаких данных о своем задержании во Владикавказе не вносил[322]. Более того, в другом варианте мемуаров Т. Н. Лаппа прямо говорит, что они избежали ареста:
И какой-то страх на нас напал, что должны прийти и нас арестовать. Кое-кого уже арестовали. Но как-то нас это миновало, не вызывали даже никуда[323].
Была ли она вполне откровенна или, скорее, умалчивала о чем-то из осторожности?[324] Маловероятно, что Чрезвычайная комиссия осталась равнодушна к М. А. Булгакову, которого узнавали в городе как белого, тем более, что в 1920 г. последовательно проводилось несколько регистраций всех, служивших при добровольцах. О своем обещании (клятве) при разводе никогда не приоткрывать прошлое М. А. Булгакова Т. Н. Лаппа прямо говорила Л. М. Яновской:
Об одном он говорил твердо. Это было смыслом его последнего разговора с ней. Пусть их прошлое будет только их прошлым. Пусть она обещает не таить зла и никому не рассказывать то, что знает о нем[325].
То же первая жена М. А. Булгакова повторила и в беседе с В. И. Сахаровым:
Я дала слово моему первому мужу при расставании, что о его жизни ничего не буду рассказывать. Но с тех пор прошло так много времени, что я могу нарушить обет молчания. И времена сейчас иные[326].
Она настаивала на том, что и с Ю. Л. Слезкиным М. А. Булгаков познакомился только при красных[327]. Это прямо противоречит реальным обстоятельствам их совместной работы в белой прессе. Здесь уместно привести слова В. И. Лосева:
<…> Не случайно первая жена писателя Т. Н. Лаппа, в беседах с пытливыми булгаковедами, восторгавшимися полученными от нее новыми сведениями о жизни писателя, с улыбкой говорила, что в этих сведениях нет ничего особенного, самое главное осталось недосказанным. Значит, было это главное, важное в жизни писателя. Во всяком случае, не исключено, что Булгаков мог оказаться свидетелем каких-то сцен, которые запомнились ему надолго, а может быть, и навсегда[328].
Возможно, информация о доносе на М. А. Булгакова и о его аресте содержится тем не менее в мемуарах самой Т. Н. Лаппы, но в скрытом, недоговоренном виде:
А в доме, где мы жили, оставался сын казачьего атамана Митя <…> И вот однажды он говорит мне: «Вступайте в нашу партию! – Какую? – У нас вот собираются люди, офицеры… Постепенно вы привлечете своего мужа…» Я сказала, что вообще не сочувствую белым и не хочу. А потом я узнала, что он предложил это же бывшей медсестре из детского сада, с которой у него был роман, а она сообщила об этом, и его расстреляли. А про Михаила, конечно, могли сказать, что он печатался в белогвардейской газете. Да даже этот Митя мог назвать его имя![329]
Примечательно, что в связи с подпольем или «партией» белых, члены которой собирались у Мити, в двух других вариантах воспоминаний Т. Н. Лаппа говорила:
Там же целое белогвардейское гнездо было <…>[330].
317
319
324
Д. А. Гиреев даже предполагал, что Т. Н. Лаппа приехала во Владикавказ только летом 1920 г.
325
326