Но сегодня заняться ему было нечем.
И еще кое-что заинтриговало его — новые возможности. Чернокожий араб был, естественно, мусульманин, а венгр, кажется, иудей, о чем свидетельствовала звезда Давида на лацкане.
Ну и что они думают? Что им в Иерусалиме все позволено? Договорились по-тихому, так, что ли? Воображают, что могут облапошить бедного христианина только потому, что погода холодная, серая и мерзкая, а вовсе не та, что должна быть в земле, текущей молоком и медом? В Священном городе начинают фокусничать? И они думают, что выведут его из игры, со своими обезьянками-альбиносами и самурайскими луками и стрелами?
Постойте, сказал Джо. Я на все согласен. Но может быть, будем играть «по времени»? Чтобы все было по-честному?
Каиру Мученику было, кажется, все равно. Но Мунк Шонди явно обдумывал проблему; он взял стакан Джо, понюхал его, скорчил гримасу и вылил его содержимое на пол. Затем он попросил три пустых стакана и наполнил их коньяком из фляжки, которую достал из кармана пальто.
У меня как раз с собой первоклассная вещь.
Ну конечно, сказал Джо. Так что насчет времени? Я как-то недопонял. У меня иногда в ушах позванивает, и слышно худо. С самой войны.
А почему? спросил Мунк Шонди.
А я неплохо приложился с лошади, когда ее подо мной убили во время атаки легкой кавалерии. Приземлился как раз на голову, и с тех пор она уже не та, что раньше, моя бедная перекроенная голова. Такое впечатление, что ее кто-то постоянно держит в осаде, а кто — непонятно, и в ней все время свистит, кричит, воет и все такое, а я тут как бы ни при чем. Но, с другой стороны, я только потому и выжил, что лошадь упала, а я даже встать не смог. Наши рвались дальше на позиции русских, а я остался. Да благословен будет шум в моей голове, без него меня бы здесь не было. Так как насчет «по времени»?
Венгр достал крохотные золотые карманные часы и положил на середину стола. Он нажал на кнопку, крышка открылась, и все трое наклонились вперед.
Им открылся пустой эмалевый циферблат, полная луна, не оскверненная ни стрелками, ни четвертями, ни цифрами. Мунк Шонди снова нажал на кнопку, и пустой циферблат откинулся, открывая другие часы, с обычным циферблатом, но минутная стрелка двигалась по нему со скоростью секундной, а вместо секундной была стремительно движущаяся тень.
Вот, сказал Мунк Шонди.
Он еще раз нажал на кнопку, и открылся третий циферблат, тоже, казалось бы, обычный, но будто с застывшими стрелками. На самом деле секундная стрелка двигалась, вот только медленно-медленно. Все трое смотрели на нее несколько минут, и за это время она продвинулась на пару секунд, не больше.
Каир Мученик откинулся назад и оглушительно захохотал. Даже О'Салливан вяло улыбнулся. С тем же торжественным видом Мунк Шонди щелчком закрыл все три циферблата и убрал крохотные золотые часы в жилетный карман. Он собрал карты и начал тасовать.
Я так думаю, джентльмены, что у нас впереди долгий унылый день. Я не знаю, что привело нас в Иерусалим. Могу только предположить, что для всех нас это Священный город. В любом случае, вот мы сидим в последний день декабря, в холодный день, в воздухе определенно пахнет снегом, а завтра грядет новый год. Так что мне все равно, быстро или медленно идет время. А вы что скажете?
Каир Мученик засмеялся и снял карты. О'Салливан нехотя улыбнулся и в свою очередь снял. Мунк Шонди отложил лук и стрелы, и первые карты их двенадцатилетней игры легли на стол в Старом городе, в дымной арабской кофейне, где все и началось.
Уже с самого начала стало очевидно, что трех более непохожих друг на друга стилей игры, чем стили трех основателей, не могло и быть.
Стиль Каира Мученика был наиболее оригинальным, поскольку он никогда не смотрел в свои карты, пока не сделаны все ставки, опираясь при этом на какой-то собственный закон больших чисел, приносивший ему выигрыш. Конечно, ему приходилось все время блефовать, но люди со стороны едва ли перехитрили бы человека, который мог честно заявить, что не знает, какие карты у него на руках.
Мунк Шонди пользовался своими широкими познаниями в области левантийских потребительских товаров. В соответствии с его правилами все мало-мальски ценное годилось для ставки. Таким образом, если на стол ложились горка талеров Марии Терезии и расписка, служившая эквивалентом срочных контрактов на египетскую вяленую рыбу, Шонди готов был обремизиться, лишь бы рыба досталась ему.