Но на этот раз Ленрубен одержал верх. Как заведенный, с пронзительным криком при каждом ударе, он заносил и опускал левую руку и бил по окровавленному лицу Манибала. Тот уже едва защищался. Все застыли в изумлении. Я тоже. Но, всмотревшись, я понял. В руке у Ленрубена был прекрасно подобранный кусок кварца, острие которого разрывало кожу и кромсало челюсти противника. Манибал оказался почти в нокауте, ибо его соперник только что заново изобрел кастет. Царек повалился наземь, уткнувшись окровавленным лицом в пепел и пыль.
Ленрубен приосанился и выдал протяжный злорадный крик. Победный крик, отразившийся под сводами грота.
Он и впрямь мог гордиться, этот оголец с копной волос наподобие факела. Да, достопамятный подвиг. А обломок кварца, грубое примитивное орудие — я это понимал — положит начало долгой серии вооружения: дубинам, топорам, бумерангам… а потом лукам и стрелам, позже — катапультам и, наконец, пушкам, танкам, бомбам.
Ленрубен только что заново изобрел войну. Много времени ему на это не потребовалось. Золотой век оказался коротким.
Какой гений этот Ленрубен! Отныне влияние Манибала начало ослабевать. Наука восторжествовала над грубой силой.
Ха-ха-ха!
Но восторжествовала не только наука. Я ошибся, по крайней мере отчасти. Появилась другая сила, которой предстояло ускорить и завершить поражение Манибала. Они заново изобрели науку и войну, а теперь заново изобрели любовь.
Определенно, новая цивилизация продвигается гигантскими шагами.
Любовь? Ну да. Так быстро? Неужели я настолько утратил ощущение быстротечности времени? Очевидно, да. Правда и то, что здесь, вдали от былых ограничений, половая зрелость проявляется, едва наступает зрелость физиологическая. Если прикинуть, сейчас Манибалу должно быть лет пятнадцать-шестнадцать, Илен — лет четырнадцать. Чего уж тут…
Чего уж тут, проще некуда: вчера вечером Манибал захотел изнасиловать Илен. Это произошло с наступлением ночи. Все всегда происходит именно в это время. Они — существа ночные. Или, точнее, днем заняты непосредственными заботами, погружены в то, что воспринимают своими чувствами. У них очень интенсивная чувственная жизнь. То, что они видят, осязают, слышат (не могу сказать «чуют»: обоняние у них почти пропало, но осязание невероятно развилось), все это поглощает их намного больше, чем меня. И только в ночной темноте и тишине они могут сконцентрироваться на том, что заменяет им мышление.
В тот конкретный момент мышление Манибала заменил половой инстинкт. Вот уже несколько дней, как стало теплее. Бриз с шелковой дрожью овевал возвышенности, усыпанные пахучими травами до самой спины стегозавра. По вечерам вокруг ритуального огня Манибал терся боком о бок Илен. И, похоже, получал от этого все большее удовольствие. Своими ручищами орангутанга он ощупывал себя и ее. Она позволяла. Впрочем, все они — любители щупать, кроме Ленрубена, который больше смотрит, чем трогает. Эти сеансы тисканья продолжались несколько вечеров без каких-либо последствий. И вот внезапно с каким-то диким рыком тиран опрокинул Илен на землю. Сильно укусил ее за щеку, потекла кровь. При тусклом свете их восемь конечностей дергались как лапы фантастического паука.
Остальное население проявляло безразличие и даже не пошевелилось. Для них то было всего лишь игрой, они часто так делают. По двадцать раз в день борются, довольно грубо, ради забавы. Ленрубен после своей победы позволил воцариться некоему перемирию, принятому по умолчанию. Он держится в стороне, высокомерно безучастный к развлечениям соплеменников.
Но что именно произошло? Не знаю, да это меня и не волнует. Осуществил ли Манибал свое намерение? Может быть, и нет. Во всяком случае, Илен, взвизгнув, вырвалась из его объятий, а Манибал откинулся назад и сел, держась за шею, прокушенную совсем рядом с сонной артерией. Шея кровоточила изрядно, он еще счастливо отделался.
Илен поднялась, ее засаленные, замусоленные волосы зеленовато-желтого цвета разметались по худым плечам, лоснящимся от грязи. Она быстро успокоилась. И принялась что-то невнятно напевать. Позднее эта рассеянная песнь станет гимном любви.
Ну да. У нас новое божество. У людей этой планеты. Воскрес Эрос. А с ним — Венера-Афродита. Среди нас Венера!
Я не смог удержаться от хохота. Венера! Нет, но какой же фарс! Какой грандиозный, колоссальный, непомерный фарс! Фарс космического масштаба! Это было так эпически смешно, что я чуть не обрел вкус к жизни.