Приветствую тебя, Ленрубен! Приветствую тебя, Сынилен! Особенно тебя, Сынилен, ибо тебе принадлежит будущее.
Этот комок орущей плоти, который сосет и гадит, он — корень новой породы, родоначальник эсхатов. Сынилен, Сынилен, приветствую тебя, первого из эсхатов!
Приветствую и прощаюсь. Мне здесь делать больше нечего. Что я мог бы вам сказать? И что вы могли бы для меня сделать? Я… Я… Но кто я? Как же меня зовут? Эсхатос? Нет. Это уже не мое имя. Я его отдал, а может, у меня его отобрали.
Я, я… Не знаю. Не знаю, кто я такой. И существую ли я вообще.
Ну и ладно…
Что мне с того?
Плевать. Иесинанепси!
Иесинанепси!
КРЕТИНОДОЛЬЕ
Valcrètin
Régis Messac
Перевел с французского Валерий Кислов
Дизайн обложки Анны Стефкиной
Copyright © Régis Messac / Éditions La Grange Batelière
© Кислов В. М., перевод на русский язык, вступительная статья, 2023
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Поляндрия Ноу Эйдж», 2023
— На земном шаре больше нет белых пятен? Шутить изволите?!
Помню, каким тоном бросил эту фразу Коррабен. Мой давний друг Шарль Коррабен: высокий, темноволосый, поджарый баск, чьи длинные ноги почти всегда облачены в кожаные краги. Я привел его к своему учителю, профессору Баберу. Не найдя для себя ничего лучшего, я занимаюсь медициной как любитель; помощь мэтру в его исследованиях позволяет заполнить свободное время. И создает некоторую ауру: «Ну, знаете, г-н Лё Брэ, ассистент профессора Бабера…» Люди, не располагающие ничем подобным в своем активе, выглядят глуповато. По крайней мере, такие, как я.
Мы сидели на застекленной веранде профессорского дома, в Везине; только что выпили кофе; повсюду были приметы затянувшегося октября: и в зарослях лавровых деревьев, и жасминовых кустах, и в теплом отсвете листьев платана, устилавших аллеи.
— Больше нет белых пятен? — повторил Коррабен, вновь оседлав своего конька (верхом на стуле, длинноногий, в гамашах, он и впрямь выглядел как всадник). — Чушь! Общие места, лживые трюизмы, высокопарные обороты для речей на сельскохозяйственных выставках! И это не говоря уже о неизведанных уголках земли — куда более многочисленных, чем полагают, — ведь корабли белых исследователей бороздят малую, очень малую часть океанских просторов. Что и понятно. Все эти корабли куда-то следуют; идут самым коротким или удобным путем, по уже исхоженным маршрутам, выверенным и верным курсом; они тщательно обходят те районы, где есть риск встретиться с бурями, натолкнуться на рифы, мели. Можно сказать, что пароходная навигация в каком-то смысле нанесла смертельный удар по географическим открытиям. Парусник не всегда удерживал заданный курс: часто от него уклонялся, и районы, охватываемые парусным плаванием, были обширнее. Сегодня лопасти всех пароходов гребут в одной и той же борозде. Кроме нескольких морских путей, самое большее в два десятка километров шириной, океаны пустынны. Туда никто не плывет, и уже никогда не поплывет. Или же попадает случайно, невольно и оттуда не возвращается. Воздушное сообщение не очень расширило эти посещаемые периметры, поскольку самолеты летают чаще всего на стратосферных высотах. Таким образом, огромные пространства остаются неразведанными. Кто знает, что бы там обнаружилось, если бы их методично прочесывали корабли исследователей, оснащенные с целью увидеть происходящее, а не переместиться из одной точки в другую по кратчайшему пути… Временные острова, о существовании которых уже не помнят, позабытые открытия, которые стоило бы сделать заново, и открытия, которые еще не сделаны… О вулканических островах можно уже не говорить, но и временные острова навсегда утрачены; их поднятие оставалось незамеченным, потому что никто не присутствовал при этом. После эфемерного пребывания в нашей сфере — нашей биосфере — они безвозвратно пропадали в пучине вод. Вы же помните историю прославившегося на какое-то время острова Юлия…
— Вот именно, — подхватил я, — он прославился, потому что его увидели.
— Потому что он вырос в Средиземном море, в очень бойком месте. Но если бы такое же явление случилось — а оно наверняка случалось — в каком-нибудь неизвестном уголке Тихого или Индийского океана, кто об этом узнал бы? Кто об этом рассказал бы?
Горячность, с которой Коррабен произнес свою речь, вызвала улыбку у всех: учителя, меня и присутствующих дам. Ему вообще было присуще воодушевляться, нестись безудержно, стремя голову: отстаивать мысль, схваченную на лету, идею какого-нибудь путешествия, романтического или коммерческого проекта.