15 июня. — Неужели теории Бабера оказались серьезнее, чем я думал? До этого я, признаюсь, не очень в них верил. Но возможно также, что мы плохо знаем кретинов, недостаточно за ними наблюдали. Под воздействием процедур наш гость демонстрирует удивительные способности. Оказывается, у него есть имя и язык или нечто схожее с языком. Его зовут Пентух; по крайней мере, так со слов профессора, который немало времени проводит в разговорах с ним. И сообщения Пентуха позволяют ему делать настоящие открытия. Несмотря на это, я настроен все еще скептически. Во-первых, Бабер — пока единственный, кто понимает и интерпретирует язык нашего постояльца. И интерпретирует вольно — по-своему. Я не очень доверяю воображению профессора. Во-вторых, из того, что наш кретин способен говорить (если это действительно речь), не обязательно следует, что языком владеют все остальные кретины. Может быть, Бабер благодаря сыворотке просто смог обучить его говорить. Хотя, опять же, эта пресловутая сыворотка…
И все же должен признать, внешность Пентуха претерпела и продолжает претерпевать у нас на глазах значительные изменения. Он вырос; его живот, пусть по-прежнему выдающийся вперед, уже не имеет непристойной стадии ожирения, характерной для остальных гномов. Иногда в его взгляде можно даже уловить огоньки, некие проблески интеллекта.
17 июня. — Пентух определенно делает успехи. Говорит все больше и больше; даже болтает: он непомерно болтлив. Благодаря ему мы узнаем невероятные вещи. О нравах кретинов. Но правда ли мы что-то узнаем? Или сами придумываем, заставляем его придумывать по ходу, увлекшись игрой? Возможно, это лишь какой-то роман, а мы, так сказать, невольные романисты.
Хотя, кажется, жители Кретинодолья имеют язык, рудимент социальной организации и даже некую иерархию. Эта иерархия, похоже, основана почти исключительно на культе старости, тем более почтенной и почитаемой, поскольку высокая продолжительность жизни у кретинов почти не наблюдается… Это я уже отмечал. Итак, старые кретины воспринимаются как существа, которым судьба благоволит, в своем роде любимцы богов. Обычно они еще кретинистее остальных, что служит еще одной причиной испытываемого к ним уважения. В общем, это суперкретины, чей состарившийся кретинизм закоснел как шанкр, и именно они диктуют закон остальным кретинам. Они правят, если вообще можно говорить об управлении.
Что касается женщин — следовало бы сказать, самок, — у них также отмечаются рудименты цивилизации, поскольку они кокетливы и даже следуют моде. (Вот уж никогда бы не поверил!) Правда, речь здесь идет о весьма специфическом, осмелюсь добавить, сугубо кретинском представлении о моде и кокетстве. Это мода на красивые зобы. Чем болтающийся на шее кожаный мешок объемнее, бесформеннее, омерзительнее, тем женщина красивее или считается таковой. Те, у кого зоб совсем маленький или его нет вовсе (к счастью, таких немного), под разными предлогами закрывают шею листьями или какими-то отходами; а еще пытаются нарастить себе зоб, постоянно оттягивая кожу на шее или делая примочки согретой на солнце водой, так как они изобрели — якобы изобрели — такой способ.
Итак, у этих обездоленных, похоже, существуют рудименты цивилизации, культуры. Кажется, есть даже то, что можно было бы назвать системой воспитания: детей обоих полов учат восхищаться красивыми зобами и уважать старых кретинов.
23 июня. — Только что завершился период исключительно мерзкой погоды. Ветер, подобный ледяному памперо, дул безостановочно два дня и обрушивал на наши головы, то есть на крыши бараков, крупный черноватый щебень, сорванный со скалистых склонов. Будто ливень из осколков грифельной доски, которыми нас закидывали вдруг взбунтовавшиеся шалопаи-школьники. Казалось, и на головы кретинов обрушится крыша их пещеры. Но они к этому привычны. И потом, ветер, вместо того чтобы сникнуть, уступил место грозе, буре, урагану, да еще и с самой настоящей пургой. Если бы кто высунул нос наружу, наверняка обморозил бы его! Но все же по просьбе Бабера я отправился с визитом к кретинам в их пещеру. И нашел их полумертвыми от страха, дрожащими, трясущимися, прижавшимися друг к другу, оцепенелыми, слюнявыми, унавоженными, обгаженными, еще грязнее и отвратительнее обычного, но немного жалкими.
25 июня. — Место у нас здесь очень неудачное, на входе в ветряной коридор. Как раз на пути шквальных порывов, которые стремительно обрушиваются на этот незащищенный берег острова. Кретины, по крайней мере, сидят в укрытии, внутри своей сочащейся бадьи.