— Зильбер, принесите стакан лимонаду святому отцу! — поспешно сказала Юлия Фарнезе.
Этот голос светской львицы показался странным монашенке Розе. Она вздрогнула и стала наблюдать за всеми движениями кавалера Зильбера. Роза мигом поняла, что хотят отравить Сикста. Между тем кавалер Зильбер поспешно налил из кувшина в чашку лимонаду и, вынув из бокового кармана пузыречек, накапал в лимонад какой-то жидкости.
Сикст и вся окружающая свита не обратили ни малейшего внимания на действия молодого кавалера. Но Роза видела все. Теперь исчезло всякое сомнение: Сикста хотят отравить ее страшным ядом. Эта мысль поразила ужасом Розу. Как! На ее глазах должен погибнуть тот добрый старик, который спас ее маму и отдал все, что у него было, — крест. Подобные минуты не забываются. Роза задыхалась, сердце ее замерло, глаза горели, как две свечки. Чувство беспредельной благодарности к тому, кто отнесся к ее маме и к ней по-человечески, взяло верх, порочная злодейка Роза в эту минуту была велика. Когда кавалер Зильбер подал Сиксту отраву и папа, принимая чашку, стал подносить ее к губам желая выпить, Роза, как безумная, вырвалась из ряда монахинь, подбежала к Сиксту и, ударив по чашке, вскричала:
— Ваше святейшество, не пейте!
Чашка вывалилась из рук папы. Все оцепенели от ужаса. Первой опомнилась настоятельница.
— Святейший отец, помилосердствуйте, простите! Она сумасшедшая, — молила старушка, упав к ногам папы.
Но Сикст был другого мнения: поступок молоденькой монахини он совсем не отнес к сумасшествию.
Умный папа понял все, для него было ясно, что герцогиня Фарнезе и кавалер Зильбер хотели его отравить.
— Позвать доктора Григория! — крикнул он, подымая чашку, в которой еще осталось немного жидкости.
Юлия Фарнезе побледнела как смерть и, чтобы не упасть, держалась за стол. Вскоре явился знаменитый медик Григорий Амендоля.
— Маэстро Григорий, — сказал папа, — возьмите эту жидкость, исследуйте ее повнимательнее и скажите нам ваше мнение.
Доктор взял чашку, рассмотрел жидкость и, почтительно кланяясь, сказал:
— Ваше святейшество, в настоящую минуту я ничего не могу сказать вам, здесь самая простейшая жидкость — лимонад, он даже не потерял своего цвета, и я не вижу ни малейшего следа отстоя.
— А, понимаю, яд Борджиа! — вскричал Сикст. — То, что мы давно ищем, ну, на этот раз я клянусь Создателем открыть корень зла и вырвать его, если бы мне для этого пришлось подвергнуть пытке целый Рим.
— Позвольте, ваше святейшество, мне попробовать действие жидкости на собаке, — сказал доктор.
Медик сделал знак одному из своих приближенных, последний подошел к нему и, выслушав на ухо полученное приказание, вышел за ворота. Вскоре он явился с маленькой собачкой на руках. Между тем доктор приказал дать молока и вылил в него оставшуюся часть жидкости, которую и поднесли собачке, она тотчас стала лакать молоко, но, едва сделав несколько глотков, вдруг упала в страшных конвульсиях на землю и тотчас же издохла. Не оставалось ни малейшего сомнения, что лимонад был отравлен.
— Что вы на это скажете, маэстро Григорий? — спросил папа.
— Я нахожу, ваше святейшество, что в этой жидкости был самый страшный и тонкий яд, не имеющий ни запаха, ни вкуса. Вашему святейшеству, конечно, известно, что природа наградила всех животных, а в особенности собак необыкновенным обонянием, то, что принято называть чутьем. В данном случае собачка, понюхав молоко, тотчас же стала есть его, это служит ясным доказательством того, что яд был в высшей степени тонкий.
— Да, я с вами согласен, — отвечал папа, указывая рукой на кавалера Зильбера, который был тотчас же арестован. Герцогиня Юлия не могла выдержать долее; опустившись на колени перед папою, она прошептала:
— Ваше святейшество, увольте меня, вся эта сцена потрясла мой организм… ради Христа!
— В самом деле, прелестная герцогиня, как вы бледны, — сказал, улыбаясь, папа, — ваши губы совсем белые, лицо выражает испуг…
— Феликс! — прошептала несчастная женщина. — Умоляю тебя, помилуй!
Папа вздрогнул, его мраморное сердце затрепетало, когда-то, в молодости, этот гармонический голос составлял счастье всей его жизни. Он глубоко вздохнул и, делая над собой усилие, прошептал:
— Вы, герцогиня, виновнее всех, но я помню прошлое. Уезжайте из Рима и помните, если восход солнца застанет вас здесь, вы погибли.
Не желая больше слышать никаких оправданий от герцогини Фарнезе, папа встал и, сделав знак своей свите, отправился к выходу.
СЛЕДСТВИЕ
ЗА заставой св. Севастьяна, в пустынной окрестности Рима, есть ход в катакомбы. Эти подземелья служат и в наше время одним из любопытнейших объектов осмотра для всех туристов. В древние времена рабы, гладиаторы и все угнетенные находили себе защиту в подземельях, разветвления которых бесчисленны, они идут под всем Римом. В царствование императора Клавдия, по свидетельству историка, считалось более полумиллиона рабов, не имевших никаких гражданских прав. Каждый господин имел полное право по своему произволу наказывать раба: бичевать его или прямо отдать в распоряжение палача для распятия на кресте. Впоследствии гонимые христиане также находили убежище в катакомбах, там они совершали религиозные обряды и поучали друг друга. Проникнуть полиции в катакомбы было чрезвычайно рискованно: войти туда было легко, но выйти очень трудно. В новейшие времена находили много костей и оружия, принадлежавших, по всей вероятности полицейским отрядам. После христиан в катакомбах скрывались еретики, преследуемые инквизицией, и политические заговорщики. История нам рассказывает чрезвычайно любопытные факты о римских катакомбах. Так, например, один из преследуемых еретиков во времена папы Урбана скрылся в подземелье, был избран товарищами главою заговора и назван старшим папою; таких примеров множество.
Царствование папы Сикста V, как мы знаем, началось рядом самых суровых реформ в пользу народа, бессовестно угнетаемого синьорами. Первые годы царствования этого папы можно назвать поистине блестящими. Но один человек, как бы он гениален и всемогущ ни был, не в состоянии бороться с целым обществом. Недовольство синьоров, привыкших не уважать законы, росло, и спустя некоторое время число врагов папы Сикста V увеличилось до громадных размеров. Кроме римских синьоров, великий герцог Тосканский, доселе охранявший границы владений св. престола, окончательно отшатнулся от папы и стал смотреть сквозь пальцы на формирование банд против Рима. Таким образом, благодетельные реформы Сикста V не имели будущности; все с нетерпением ждали смерти старого папы, совершенно основательно рассчитывая, что с восшествием на престол нового первосвященника все реформы Сикста будут уничтожены и дела пойдут по-старому.
Сикст V не мог не заметить, что кругом него творилось; лицемерие св. коллегии не могло обмануть умного Сикста, сознание, что он одинок, что никто не сочувствует его великим целям, глубоко печалило честного старика, и хотя он и шел своей дорогой, но прежней энергии у Сикста уже не было. Действительно, во всей истории папского владычества нет процесса, подобного, проведенному Сикстом V над племянником всемогущего кардинала Альтана, приговоренного к смерти за нарушение закона. Тщетно кардинал Альтан умолял Сикста помиловать осужденного, папа был непреклонен; мало того, святая коллегия в целом ее составе ходатайствовала за племянника кардинала Альтана — и ей было отказано. К счастью осужденного, в нем принял участие граф Гогенеш, посланник Германии; он просил помиловать племянника кардинала Альтана, и только благодаря этому ходатайству всемогущего представителя Германии осужденный был помилован. Этот процесс в особенности произвел глубокое впечатление на святую коллегию и всю римскую аристократию. Кардиналы, князья и синьоры затаили свою ненависть к суровому Сиксту и употребляли все зависящие от них меры, дабы парализовать реформы тирана, как они называли Сикста V.
Покушение на жизнь папы в монастыре св. Доротеи повело за собой весьма серьезные последствия. Кавалер Зильбер, Карл Гербольд, Роза, а также и мнимый садовник Тит были немедленно арестованы. Открылось, что самое деятельное участие в заговоре принимали известный французский гугенот генерал Ледигиер и глава римских бандитов Ламберто Малатеста. Но поймать этих двух главных заговорщиков не было никакой возможности. В особенности Сиксту хотелось заполучить в свои руки Ледигиера, самого опасного агитатора из всех гугенотов; его прибытие в Рим поразило папу.