Гостеприимный хозяин не ленился подливать вино в кубки, от чего головы кружились и развязывались языки; всем было очень весело. В особенности австрийскому кардиналу Андреа, который время от времени прикладывался губами к прекрасному плечу Диомиры. Один из его поцелуев был настолько громок, что возбудил общий хохот.
— Его высочество ведет дела быстро! — вскричал кардинал Мадруччио. — Можно надеяться, что мы в скором времени будем иметь архигерцогиню… конечно, временную.
Андреа расхохотался и сказал:
— Вещь весьма вероятная, потому что я еще не вполне посвящен (ordini sacri) и могу жениться.
— Ну, на это я не могу согласиться! — вскричала Диомира. — Несколько дней провести с таким прекрасным мужчиной — пожалуй, но постоянно его видеть около себя — слуга покорная, это я не могу.
— Как, Диомира, — с иронией сказала одна из куртизанок, — если бы его высочество удостоил сделать тебе предложение, ты бы отказала?
— Представь себе: да, отказала бы. Я вовсе не хочу подвергаться участи куртизанки Империи, отравившейся от страшной скуки, сочетавшись законным браком с синьором Адом.
— Браво! — вскричал австрийский кардинал, снова целуя Диомиру в плечо. — Да вы не только прелестнейшая из женщин, но и самая умная. Если бы я был императором, я бы взял вас, конечно, не в супруги, но…
— Но в качестве друга, — добавил кардинал Мадруччио.
— Нет, в качестве первого министра. Я бы хотел иметь около себя дипломата, вроде его превосходительства графа Оливареса.
Посланник поклонился, не поняв насмешки племянника австрийского императора. Всякий на месте Оливареса мог бы обидеться на принца, но в пустой и маленькой голове тщеславного испанца не укладывалась мысль, что кто-нибудь смеет его оскорбить. Что же касается куртизанки, то она была очень довольна комплиментом. Положив руку на шею своего любезного соседа, она улыбнулась.
Банкет продолжался без всяких инцидентов. Все очень аппетитно кушали, время от времени похваливая знаменитого повара. Было бы долго описывать подробно ужин. По тогдашнему обыкновению все блюда были замечательны сюрпризами. Дикий кабан являлся на стол в натуральном виде, и вдруг из его внутренности посыпались разные вкусные солямэ; павлины, изжаренные с перьями, с распущенными хвостами, предлагали гостям конфеты всех возможных цветов и размеров и т. д. и т. д. Вообще повар кардинала показал себя истинным артистом. Недаром он заявил раз своему хозяину, что он признает только одного соперника — Микеланджело Буонаротти! Знаменитый художник от души смеялся, когда ему передали эти слова повара.
Вообще все способствовало удовольствию приглашенных. Молодые красавицы, самые тонкие вина и вкусные яства. Но вот кардинал Мадруччио поднялся со своего места и сделал знак, что хочет говорить. В один миг все умолкли.
— Господа, — начал он, — вы, быть может, забыли цель, для которой мы все здесь собрались. Позвольте мне в двух словах напомнить вам ее. Его святейшество папа Григорий XIII в данную минуту находится при смерти; в любой час колокол Компидоньо может возвестить нам о его кончине. Следует подумать о преемнике. Кого бы вы желали избрать на папский престол?
— Человека, который бы возобновил все строгости покойного Пия V, — сказал суровый Деза, бывший инквизитор.
— Самого верного слугу его величества испанского короля-католика, — сказал Оливарес, бросая выразительный взгляд на кардинала Мадруччио.
— А я, господа, — вскричал принц-кардинал Андреа, — предлагаю избрать в папы достойнейшего из достойных — Александра Фарнезе!
— Он чересчур слаб и любит наслаждения, — заметил Деза, только что осушивший свой стакан за здоровье сидевшей около него куртизанки, — искусства и удовольствия будут ему мешать, с достаточной строгостью, преследовать еретиков.
— Для испанской короны выбор Фарнезе не представляет интереса, — сказал Оливарес, — так как фамилия Фарнезе уже не пользуется таким могуществом, которым она пользовалась в былые времена.
— Что касается испанской короны, — заявил кардинал Мадруччио, — то его величество католический король, уполномочив меня охранять его интересы, приказал не противиться избранию кардинала Фарнезе в папы, если на то последует желание конклава, внушенное ему Святым Духом.
— Пожалуйста, оставим в покое Святого Духа, — нетерпеливо вскричал Андреа, — и посмотрим на дело, как оно есть. Кто совмещает в себе все человеческие достоинства, как не Фарнезе? Кто более его пользуется популярностью в Италии? Кто более его предан религии? В то время, когда мы здесь беседуем, племянник Фарнезе герцог Пармский в союзе с моим дядей императором австрийским ведет католическое войско для защиты испанских границ. С выбором достойнейшего Фарнезе на папский престол, — горячо продолжал Андреа, — является возможность возвратить католической церкви ее прежний блеск. Делайте, что вам угодно, благородные синьоры, но что касается меня и австрийских кардиналов, то мы подаем наши голоса за избрание Фарнезе.
— Во всяком случае, прежде чем решиться на что-либо, следует серьезно обсудить это важное обстоятельство, — заметил Деза.
— Что мы будем обсуждать, кто же из кардиналов может быть достойнее Фарнезе? Ничтожный Чези, удаленный от французского двора? Или Савелли, который не в состоянии думать ни о чем, кроме своего знатного происхождения? Быть может, Стирлети, святой человек, если хотите, но абсолютно не способный быть государем? Если бы мы избрали в папы Стирлети, то рисковали бы попасть в руки ненавистнейшего кардинала Комо. Кто же, я вас спрашиваю, достойнее Фарнезе?
— Так как ваше высочество знает лучше нас всех достоинства и недостатки кардиналов, — сказал Мадруччио, — то нам остается только соглашаться и хранить молчание.
Андреа покраснел.
В это самое время вдруг раздался голос Диомиры.
— Все вы сумасшедшие! — вскричала куртизанка. — Что вы удивляетесь? Я вам сейчас это докажу. В лице Фарнезе вы создаете себе какого-то идола, преклоняетесь перед ним и говорите: вот папа, он найден. Но вы забываете, что этот Фарнезе, сделавшись папой, может измениться и далеко не оправдать ваши надежды.
Все с удивлением смотрели на Диомиру, она продолжала:
— Предположите, что ваш Фарнезе, выбранный папой, открыто станет врагом Испании, что более чем вероятно. Вам, Мадруччио, это понравится?
— Она права, — прошептал последний.