Голландия была снисходительна ко всем, ни у кого не спрашивала отчета о прошлом, но требовала у них хорошего поведения и честности в настоящем. Если кто-либо из изгнанников, принятых республикой, совершал какое-либо преступление, то его вешали столь же заботливо, но не больше, как если б дело шло о гражданине Голландии. Но подобные случаи бывали редки: люди, находившие приют в соединенных провинциях, слишком были счастливы своей удачей, чтобы желать бунтовать. А поэтому получалось весьма странное явление, а именно оказывалось, что сборище наиболее беспокойных и буйных людей Европы в Голландии составляло самое спокойное, самое смиренное и наиболее почитающее законы население. Зачем удивляться этому? Разве мы не видали австралийских переселенцев, эту толпу отборнейших мошенников, собранных со всех английских галер, превратившимися за сравнительно короткое время в людей порядка, людей работящих и уважающих собственность, людей, создавших наиболее процветающие, самые счастливые и самые честные штаты в свете?
Нет ни одного столь закоренелого злодея, который, будучи перенесен в честную и работящую среду, не мог бы исправиться и стать человеком честным. Бог терпелив, Он хочет, чтобы грешник исправился и жил. Почему же люди должны быть неумолимыми и изрекать более бесповоротные приговоры, нежели наш Верховный Судья?
Итак, Каролюс ван Бурен, также с дрожью вспоминавший некоторые трудные шаги на дороге изгнания, смотрел на сходившую с корабля толпу.
Католический патер, бежавший из Англии, шел рядом с кальвинистским священником, с трудом спасшимся от жестоких последователей герцога Гиза. Андалузский дворянин, высказавший не совсем почтительное мнение на счет одного развратного провинциала[59] и приговоренный быть сожженным на ближайшем аутодафе[60], обменивался веселыми шутками со старым купцом, едва успевшим убежать, когда его обвинили в исповедании ереси Сочино.
Но одна пара в особенности привлекла внимание нашего эшевена; то были мужчина и женщина.
У мужчины были седые волосы, элегантно обрамлявшие его благородное лицо, носившее отпечаток спокойствия и величавости. Его высокий рост, казалось, нисколько не согнулся под тяжестью лет. Он с юношеским проворством спрыгнул на землю и протянул руку своей спутнице, также легко соскочившей с мостика. Она была гораздо моложе его; если для него уже началась холодная зима жизни, то для нее наступила только блиставшая роскошью и цветущей красотой веселая осень. Глаза ее со страстной нежностью останавливались на спутнике; невозможно было принять этот взгляд за спокойную привязанность, питаемую дочерью к отцу. Эта женщина, очевидно, любила этого старика как возлюбленного, как мужа. Она не была высока ростом, но невозможно было найти более пропорциональных членов, более грациозных движений, более характерной головы. Если ван Бурен был охвачен чувством уважения и почтения при виде старика, то вид этой женщины произвел на него совсем иное впечатление.
– Боже мой! – прошептал он. – Снится мне, или я вижу это наяву?.. Разве призраки возвращаются с того света?.. Разве мертвые обрывают железные цепи смерти?..
Между тем двое иностранцев, сойдя на мол, осматривались кругом, словно кого-то ища, и, увидев человека такой почтенной наружности, как наш эшевен, они направились прямо к нему.
Бывший послушник иезуитов ждал их, охваченный каким-то странным, необъяснимым ужасом.
Женщина заговорила первая.
– Милостивый государь, – сказала она чрезвычайно приятным голосом и на несколько неправильном голландском языке, – не можете ли вы указать нам дом достопочтенного мессира Каролюса ван Бурена, эшевена города Амстердама?
Каролюс сделал движение; выражавшее сильное удивление.
– Его дом очень близко, господа, – сказал он вежливо, – и я сам готов служить вам, так как я и есть Каролюс ван Бурен.
– В таком случае, – сказал старик, – потрудитесь прочесть это письмо, данное мне для передачи вам вашим кумом Жозуэ Рюисдалем.
– Рюисдалем!.. – воскликнул ван Бурен. – Значит, вы приехали из Японии?
– Именно; и счастье помогло нам, сразу натолкнув нас на того, кого мы ищем.
Женщина молчала, но ее проницательный взгляд так внимательно рассматривал голландца, что можно было догадаться, что его физиономия ей знакома.
59
60