III. Распятие праведника
Прошло несколько месяцев. Булла, опубликованная Климентом XIV, стала искрой, воспламенившей здание Лойолы. Мнение публики, всегда чрезвычайно неблагоприятное для отцов иезуитов, стало еще неблагоприятнее с тех пор, как над ними был произнесен приговор непогрешимого оракула, самого верховного главы церкви. Правительство поторопилось воспользоваться актом, который не только прощал обиды, нанесенные иезуитам, но и зачислял их в число добрых дел и заслуг перед церковью. Повсюду поторопились распустить это зловещее общество; монастыри были закрыты, имущество их конфисковано, а итальянские монахи отправлены на свою родину.
Папа, настолько же сострадательный к людям, насколько неумолимый к учреждению, принял очень ласково разогнанных овец, дал им вакантные места в церквах и всячески помогал им. Тогда все увидели, как была сильна дисциплина иезуитов, как трудно было вновь изменить, так сказать, принципы, но не характер людей. Те самые священники, которые под неумолимым правлением высшего совета своих начальников были настоящими иезуитами, то есть людьми безжалостными, хитрыми, не знавшими ни упреков совести, ни сожалений, когда дело шло об исполнении приказаний высших властей, сделались превосходными священниками, в особенности сельскими.
Тяжесть законов Лойолы не подавляла более их волю, и они стали снова людьми. А между всеми происшествиями, приключившимися вследствие уничтожения ордена, самыми замечательными были те, которые произошли в Парагвае. Иезуиты там создали их знаменитое Ridnzioni, колонии индейцев, которых приучили жить как послушников монастыря. Железная дисциплина сгибала все головы под ярмо иезуитского священника; иезуиты позволяли индейцам выбрать из своей среды синдика[65]. Но это достоинство не избавляло магистра медного цвета от выговоров, когда преосвященный отец считал их нужными.
Эта жизнь была так монотонна и нагоняла такую отчаянную тоску на несчастных индейцев, запертых в этом гигантском монастыре, что один из них заявил французскому путешественнику: «Мы не боимся смерти, так как наша теперешняя жизнь хуже, чем смерть». Несчастные индейцы так отупели под бичом иезуитов, что не было народа, которым было бы легче править. Они не только не старались никогда избежать налагаемых на них духовных и телесных наказаний, но когда индеец ловил себя на какой-нибудь греховной мысли, то сам отправлялся к отцу иезуиту и умолял его назначить ему необходимое число ударов кнутом для искупления его греха. Эта деградация человеческого духа, это пассивное послушание, превращавшее разумное существо в беззащитное и терпеливое животное, этот отказ от всякого человеческого достоинства под ферулой[66] недостойного священника и являлась гордостью святых отцов! Все это было делом их рук!.. Испанский и португальский короли не могли желать себе слуг более послушных и привязанных. Правда, это послушание было послушанием овец, но деспотам и не надо другого. Тем не менее частично раньше буллы Климента XIV, частично позже импульса, данного этим великим актом, даже и при дворах королей пробудился великодушный дух гуманности. Испанский король, справедливый и образованный монарх, постыдился иметь своими подданными стадо овец, направляемых хитрыми и недостойными доверия священниками. Он приказал уничтожить иезуитские учреждения в Парагвае, арестовать отцов и отправить их в Европу под должным надзором.
Знаменитый французский адмирал Богенвил присутствовал при разгоне этих орденов. Принятые предосторожности указывали, что знают, с какой силой имеют дело. Если бы иезуиты имели время подготовить сопротивление, пламя восстания запылало бы по берегам больших рек Южной Америки. Сообразительность, быстрота и решимость маркиза Вукарелли, испанского генерала и губернатора, помешали произойти этому несчастью. Воле короля повиновались в точности; иезуиты, видя, что они не подготовлены, не оказали никакого сопротивления. Они были посажены на испанские суда и отправлены в Европу.
В то же время общее возмущение всех правительств и всех наций изгоняло этих мрачных заговорщиков отовсюду, где они господствовали. И так как в продолжение долгого времени они держали в своих руках все интересы и все нити власти католического мира, то им и приписали все преступления, совершавшиеся в Европе.
Из этих обвинений, может быть, одно только было справедливо. Но и его вполне достаточно, чтобы показать, каковы были эти монахи, и чтобы покрыть вечным стыдом последователей Лойолы.
Климент XIV, под влиянием великодушного порыва подвергший жизнь свою опасности, чтобы освободить человечество от этого ненасытного вампира, поплатился за свой героизм. Он захворал какой-то необыкновенной болезнью.
66