– Изображение того, кто окружен последователями.
– Большую медаль! – вскричал кто-то с удивлением и вместе с тем с особенным уважением.
– Да, большую медаль семи светильников ордена, – строго отвечал пилигрим, – теперь, брат, ты должен мне сказать, долго ли я буду стоять в темноте?
– Для тебя, учитель, тайны быть не может, – отвечал голос, и в конце коридора показался яркий свет.
Монах, плотно закутанный в мантию, попросил пилигрима следовать за ним. Пройдя коридор, они дошли до незаметного склона, идущего к отверстию подземелья, устроенного под алтарем церкви монастыря Монсеррато. Многочисленные горные пещеры дали вполне надежное убежище монахам. Пилигрим и его проводник вошли в обширный зал со сводами, вдоль стен которого сидели около пятидесяти монахов. В одном месте около стены стояла каменная скамья с семью углублениями. Шесть мест были заняты, седьмое оставалось пустым. При входе в зал пилигрима все пришли в крайнее изумление и, видя, что вошедший, не обращая ни на что внимания, твердыми шагами идет к пустующему месту скамьи господ (banco dei signori) – предводителей собрания, страшно взволновались. Со всех сторон послышались крики: «К выходу! К выходу!» Некоторые вскочили со своих мест и схватились за рукоятки мечей, скрытых под монашеской одеждой. Пилигрим, как бы не замечая произведенного им волнения, подошел к свободному месту скамьи. Тогда шесть предводителей встали и загородили ему дорогу. Пилигрим остановился, достал с груди медаль и показал ее. Крик изумления и восторга потряс своды зала, и предводители расступились, приглашая вошедшего занять седьмое место. Пилигрим сел, приняв знаки уважения так же, как и угрозы, с которыми его встретили.
Все собрание выражало крайнее удивление.
– Седьмой предводитель жив, между тем мы считали его погибшим, – слышалось отовсюду.
– Теперь храмовые рыцари начнут действовать! Их силы укрепились!
В это время один из сидящих на скамье предводителей, очевидно, председатель собрания, встал. Спустив капюшон, для того чтобы говорить, он обнажил свое красивое лицо, опушенное длинной белой бородой.
– Братья, – спросил председатель, – хорошо ли охраняются наши двери, берегут ли их ангелы с мечами?
Все отвечали утвердительно.
– Братья, – продолжал он, – все ли мы здесь знаем друг друга? Можем ли мы бояться измены?
Один из монахов вышел на середину зала и сказал:
– Мне известны все, кроме незнакомца, сидящего около тебя.
Председатель продолжал:
– Братья, если кто-нибудь из вас нерешителен, страшится строгих правил ордена, пусть дает клятву молчания и удалится. Потом уже будет поздно; а трусость и измена по нашим правилам наказуются смертью.
Помолчав немного, председатель добавил:
– Теперь, братья, мы можем открыть наши лица, дабы все могли видеть друг друга.
Итак, заседание храмовых рыцарей началось.
III. Заседание храмовых рыцарей
По данному знаку председательствующего капюшоны и монашеские мантии были сняты. В зале уже не было монахов, все преобразились в воинов, закованных в сталь. На латах каждого из них был крест, обозначавший эмблему храма. Здесь собрались остатки рыцарей, от которых когда-то трепетала Европа. Народ утверждал, что их всех истребили два века назад. Между тем это было не так. Многие из них уцелели, правда, претерпев гонения и опасности. Но благодаря их сказочному богатству, удивительной способности хранить тайну даже под пыткой рыцари храма далеко не все погибли.
Хранитель имен, или по-современному секретарь, стал по списку вызывать присутствующих.
– Алан Бомануар!
– Здесь! – отвечал старик, занимавший место председателя.
Имя Бомануара хорошо известно в истории храмовых рыцарей, а также и в истории Франции. Он пользовался громадной популярностью среди французских войск.
– Перси де Суссек! – Британский граф вытянулся во весь свой колоссальный рост.
– Педро Калдерон! Франциск Барламакки! Ульрих Цвингли! Гуарниер Хатцинг!
Вызывавшиеся отвечали по очереди, когда произносились их имена. Эти представители разных народов Европы отличались друг от друга по своим национальностям. Так клинообразная борода, жесткие усы, угловатое и костлявое лицо Калдерона составляли контраст с детским, полным неги лицом Барламакки из тосканского города Лукки, Цвингли, швейцарский реформатор (впоследствии павший в битве против католиков), был совершенной противоположностью немецкому барону Хатцингу, розовый цвет лица и светлые волосы которого выдавали уроженца Саксонии.
– Игнатий Лойола![17] – вызвал секретарь.
17