– В этом я не признаю себя виновным.
– Вы обвиняетесь в том, что называли Рим Вавилоном, а Женеву, где обитает проклятый Кальвин, святым Иерусалимом.
– Все это вздор, ничего подобного я никогда не говорил. Я не мог восхвалять Кальвина, который, уничтожая тиранию других, утвердил свою собственную.
Кардинал Санта Северина сделал невольное движение. Речь Барламакки, полная откровения и благородства, тронула председателя до глубины души.
– Вы обвиняетесь, – продолжал доминиканец, – в том, что находили правильным и честным браки среди священников.
– Кто же меня в этом обвиняет?
– Трибунал не обязан говорить вам, кто именно. Он также может скрыть и имена свидетелей, при которых вы говорили все эти безбожные речи. Но так как вы настаиваете, то я могу сообщить, кто на вас донес. Это епископ Скардони.
– Скардони?! Мой друг!.. – пролепетал удивленный Франциск Барламакки.
– Дружба не должна быть выше обязанностей верного католика, – заметил строго доминиканец. – Скардони исполнил только свою обязанность.
– Но, мне кажется, обязанность всякого честного человека говорить правду, а не ложь, – отвечал подсудимый, – а монсеньор Скардони оклеветал меня.
– Неужели вы осмелитесь отказаться от ваших слов?
– Я не отказываюсь, но вместе с тем и не желаю, чтобы их искажали. Я действительно говорил, что в первое время существования церкви священники имели право сочетаться браком, но что впоследствии папским декретом воспретили браки, а так как папа верховный глава церкви, то он должен стоять выше всех духовных соборов, подтвердивших тот же закон о безбрачии духовенства, и если один папа воспретил браки, то другой может их позволить.
Все собрание было поражено словами подсудимого. Доминиканец поспешил придать другой характер допросу.
– Франциск Барламакки, – сказал он, – вы еще обвиняетесь в заговоре против отечества. Вы хотели призвать протестантов в город Лукку, ниспровергнуть синьорию и вывести из подчинения испанскому владычеству Тоскану и всю Италию.
– Вы ошибаетесь, святой отец, – спокойно отвечал Барламакки, – я не мог быть заговорщиком против моего отечества прежде всего потому, что имел честь быть одним из представителей республики, ни от кого не зависящей и пользующейся правами иметь сношения со всеми государствами мира.
– Луккская республика, как и все католические государства, должна быть в зависимости от святого отца папы и служить интересам католицизма, – строго заметил доминиканец. – В настоящее время святой отец-папа утвердил авторитет короля Испании, единственного защитника католицизма, а потому все восстающие против испанского короля суть ослушники папы, тем более, если они для достижения своих гнусных целей объединяются с еретиками.
– Если ваше преподобие будете вести допрос в таком роде, то я не стану отвечать.
– Как? Вы не сознаетесь, что имели намерение поднять целую Европу против императора Германии, короля Испании и других католических владык?
Подсудимый ничего не отвечал.
– Вы не сознаетесь, что были в постоянной переписке с Голландией, с герцогом Дуэ-Понти и другими германскими протестантами?
Барламакки продолжал молчать.
– Вы не сознаетесь, что желали воспользоваться испанским гарнизоном для оказания помощи швейцарским протестантам, занимающим крепости?
Тоже молчание.
– Не можете ли вы ответить мне по крайней мере на следующее, – продолжал доминиканец, – с какой целью вы подымали народ от моря Немецкого до вод Севильи?
– С какой целью? – вскричал подсудимый, сверкая глазами. – Цель у меня была одна: спасти Италию от варваров. Для того чтобы моя дорогая родина была свободна, я готов призвать не только протестантов, но даже турок.
– Вы признаетесь, что желаете призвать неверных! – вскричал со злорадством инквизитор.
– Да, я признаюсь в этом. Варвары должны быть изгнаны. Этого хотел еще папа Юлий Второй. К сожалению, до сих пор еще народ не созрел для свободы. Я знаю, мое покушение ведет меня к смерти, но что же из этого? Моя кровь не останется на эшафоте, она оросит землю и спустя одно, два, три столетия, произведет плод, который сорвет свободный народ.
– Достойные судьи, – сказал доминиканец, обращаясь к трибуналу, – вы – свидетели всех мерзостей, которые осмелился произнести этот человек. Я, с моей стороны, считаю нецелесообразным продолжать допрос. Мне кажется, достаточно и того, что вы слышали…
Здесь кардинал-президент прервал инквизитора.
– Уже поздно, – сказал он, – прикажите отвести подсудимого в тюрьму, пора закрыть заседание и дать отдых судьям.