Выбрать главу

В продолжение болезни герцогиня не хотела никого принимать, исключая своей двоюродной тетки, княгини Санта Кроче, особы знатной и обладавшей истинно испанской гордостью. Когда княгиня пришла к Анне, то та сказала ей, что умирает, и привела ее в восторг чистотой и искренностью выраженных ею религиозных чувств.

Даже болезнь служила дрожавшей за себя лицемерке для развития ее планов и для того, чтобы составить себе репутацию!..

Она думала, что поручение, переданное ей через Рамиро Маркуэца, было очень важно или шло от очень высокого лица, а поэтому решилась впустить посланного в святилище, откуда были изгнаны и близкие родственники.

Незнакомец вошел с низким поклоном. Его зоркие глаза, быстро осмотрели все убранство комнаты и потом остановились с выражением любопытного беспокойства на лице Анны. Легкая усмешка удовольствия мелькнула на его губах.

Видимо, изящные и энергичные черты лица Анны Борджиа и ее глаза, горящие мрачным огнем, заслужили одобрение этого знатока людей.

– Итак, вы посланы?.. – спросила Анна, отвечая кивком головы на смиренный поклон незнакомца.

– Ваша светлость могли видеть по бумаге, которую я прислал вам, кем я послан, – почтительно ответил неизвестный.

– Но я хочу узнать точнее!.. – нетерпеливо ответила герцогиня. – Бумага может быть потеряна и всякий может найти ее…

– Ваша светлость позволит мне заметить, что подобное предположение не очень-то лестно для его величества короля испанского, в привычки которого, без сомнения, не входит затеривать такие важные бумаги.

– Значит, вы посланы моим дядей? – спросила герцогиня.

– Его католическое величество передал мне собственноручно это поручение, – сказал незнакомец, легко избегнув прямого ответа на вопрос.

– Но мне кажется, что мой дядя имеет обыкновение сноситься со мной через духовных лиц своего двора, когда желает сообщить что-либо важное.

– Вы правы, ваша светлость; действительно, и я принадлежу к святому ордену, хотя и недостоин этого.

– А, вы, значит, отец?.. – небрежно спросила Анна.

– Еузебио из Монсеррато, посвященный монах иезуитского ордена.

Анна посмотрела на монаха с большим любопытством. Она уже слышала об иезуитах, с некоторого времени о них часто говорили, и общество начинало интересоваться этой властной конгрегацией, заставлявшей исполнять свои требования как королей, так и пап.

Испанский король в особенности прослыл защитником и покровителем этого ордена, которому он предоставил большие привилегии во всех своих владениях, взамен чего пользовался его безграничной преданностью, так как сила иезуитов и заключалась именно в настойчивости, с которой они защищали своих друзей, сохраняя всю свою желчь и все свои кары для недругов.

Поэтому иезуит, бывший другом короля испанского, должен был быть человеком могущественным, одним из тех людей, для ума которых не существовало никаких тайн, а для совести – никаких оков.

Последовало короткое молчание. Собеседники смерили друг друга взором, как борцы, измеряющие силы противника перед началом смертельной схватки.

– Без сомнения, король дал вам какое-нибудь поручение ко мне? – спросила Анна после короткого молчания.

– Поручение словесное, ваша светлость.

– Это все равно: сан посланного и несомненный знак доверия короля, предъявленный вами, удостоверяют меня также и в подлинности слов, которые вы мне передадите.

– Благодарю вас, ваша светлость, – сказал иезуит, отвешивая еще более низкий поклон, нежели в первый раз, и целуя руку герцогини. – Поручение его величества заставляет меня говорить о вещах чрезвычайно… щекотливых.

Анна Борджиа обманулась в значении этих двусмысленных слов.

– Если вы боитесь нескромных ушей, отец мой, – сказала она, улыбаясь, – то успокойтесь; нас никто не подслушивает, и к тому же устройство этого кабинета таково, что никто не может нас услышать, если бы и захотел.

– Это меня радует, ваша светлость, потому что тайна, о которой я должен говорить, принадлежит более вашей светлости, нежели моему государю.

– Принадлежит мне?! Это интересно узнать… Скажите же, о чем вы намереваетесь говорить со мной?..

– О ядах, герцогиня.

Анна Борджиа была вылита из стали, ее нервы могли выносить какие угодно сильные потрясения, но тем не менее при этих словах, брошенных ей прямо в лицо иезуитом, она побледнела еще более.

– Я вас не понимаю, отец мой! – сказала она слегка изменившимся голосом. – Садитесь и объясните мне, что вы имеете в виду.

– Я объясню вам в двух словах, – сказал иезуит, с неловким видом садясь на стул. – Его величество слышал о смерти некоего д’Арманда…