– Это невозможно! – воскликнул Фаральдо, вскакивая.
Герцогиня, нисколько не обиженная столь простительным обвинением во лжи, поднесла к глазам Карло ту часть письма отца Еузебио, в которой говорилось о нем.
– Злодеи!.. – прошептал юноша. – И я еще вполне доверился им!..
– Видите, как они оправдали ваше доверие. А теперь скажите мне откровенно, что вы намерены делать?
– Я?.. Ничего, – сказал юноша с выражением глубокой безнадежности. – Я отказываюсь защищаться, у меня слишком много врагов. Делайте со мной, что хотите, я умру без сопротивления.
– Ваша жизнь принадлежит мне, Фаральдо, – сказала девушка, глядя в лицо Карло и следя за впечатлением, производимым на него ее словами. – Покровители, которые, по вашему расчету, должны были защищать вас от меня, как видите, предали вас… Но разве вам ничего не жаль покидать? Разве в момент смерти вам не будет жаль расстаться с едва только начавшейся жизнью?..
Сильно взволнованный, Карло Фаральдо сделал шаг вперед.
– Что вы говорите, синьорина! – воскликнул он голосом, в котором слышалась душевная тревога. – Без сомнения, я безмерно страдаю при мысли об угрожающей мне трагической и нежданной смерти; конечно, и я чувствовал себя предназначенным жить и пользоваться жизнью, как и другие. Если бы я мог защищаться, если бы у меня имелась хоть малейшая надежда победить, то я защищался бы отчаянно и привел бы в ужас своих врагов. Но…
– Но… – перебила девушка, взглядом поощряя его продолжать говорить.
– Но я чувствую себя бессильным, побежденным. Человек храбро сражается только тогда, когда имеет перед собой врагов, которых он может настичь и поразить, человек борется даже и без надежды на победу, если может по крайней мере с честью пасть, защищаясь. Но я даже не знаю моих врагов; меня со всех сторон окружают не честные враги, а подлые изменники; если б я старался защищаться, то поступал бы, как те несчастные, которых мы заставляем бежать с мешком, надетым на голову, и которые повертываются во все стороны, чтобы отвечать на получаемые ими удары при злобном хохоте толпы. По крайней мере надо мной не будет измываться чернь.
И он гордо протянул руку к Анне.
– Какую же смерть вы мне назначили, синьорина? Убьете вы меня или отравите? Приказывайте, я готов повиноваться вам без сопротивления…
Был ли Карло искренним, говоря таким образом?.. Мы не смеем утверждать этого. Несмотря на высказанное им отречение от жизни, он бы не очень вежливо встретил разбойника, который вознамерился бы его убить, и без раздумий энергично пустил бы в дело хорошо отточенный кинжал, висевший у него на боку.
Но увлекаемый своим собственным пылом, над которым в другое время, вероятно, и сам посмеялся бы, он, вдохновившись собственной речью, полной покорности судьбе и самоотречения, продолжал тем охотнее, что ясно видел по лицу своего прекрасного врага, что речь его произвела впечатление. Действительно, герцогиня смотрела на него все с более и более возрастающим интересом.
Она думала о той несчастной и постыдной жизни, какую вела, окружая себя подлыми рабами и любовниками, переходившими из ее объятий в объятия смерти. А между тем мимо нее проходили сильные и великодушные характеры, как, например, Санта Северина или Карло Фаральдо, проходили смелые и отважные люди, рука об руку с которыми было бы так хорошо гордо пройти жизненный путь.
Анна протянула Фаральдо руку.
Венецианец бросился на колени и запечатлел на этой руке поцелуй, в котором, если б герцогиня того пожелала, то подметила бы пыл тех поцелуев, какими Фаральдо осыпал уже эту руку однажды вечером.
– Встаньте, Карло! – повелительно сказала Борджиа.
Молодой человек повиновался.
– Вы выйдете из этого дворца так же, как и вошли в него, – сказала девушка. – Отцы иезуиты ошиблись: они приняли женщину, желающую за себя отомстить, за чудовище, открывающее пасть, чтобы проглотить добычу, бросаемую туда другими. Я отказываюсь от их подарка.
Карло отступил назад.
– Но ведь я все же оскорбил вас…
– Я сама мщу за нанесенные мне обиды и не хочу, чтобы другие помогали мне в этом. Итак, вы выйдете отсюда и отнесете письмо отцу Еузебио!
– Я весь к вашим услугам.
– В этом вы должны мне поклясться, Фаральдо, – продолжала герцогиня серьезно. – Я виновата во многом, Карло: увлекаемая моими страстями, я совершила много преступлений. Но существуют люди, которые внушают еще более ужаса, чем сами злодеи: это те, которые хладнокровно и нисколько не оправдываемые страстью пользуются злодеяниями других.
Карло наклонил голову в знак того, что ее понял.