— Хорошо, господа! Я открою вам эту кровавую тайну.
VII
Карл де Пуа
— Мое открытие, господа, — начал Доминико, — относится к тому времени, когда я был заперт в подземелье дворца Монморанси. Около моего каземата был другой, в котором уже пять лет заключен важный преступник.
— Пять лет! — вскричал один из замаскированных, причем спал его капюшон, и Доминико увидал молодое энергичное лицо.
— Да, — продолжал рассказчик, — узник томится уже пять лет, я это узнал случайно, когда Конрад приносил ему еду.
— Видел ты пленника? Как он выглядит?
— Это старик с длинной белой бородой, сгорбленный, похожий больше на скелет, чем на человека.
— Это не он, — прошептал молодой человек, опуская руки.
— Продолжай твой рассказ, Доминико, — сказал Бомануар.
— Всякий раз, — продолжал слуга, — когда мне самому случалось входить к заключенному еще прежде, до моего ареста, старик всегда смотрел на меня, злобно сверкая глазами. Я не старался заводить с ним разговор и, сделав свое дело, спешил поскорее убраться из этой зловонной могилы. Когда же меня самого арестовали, после того, как я молил Бога, плакал, проклинал, ругался, я наконец стал осматривать мою темницу; при слабом свете из коридора я заметил над моей головой в стене круглое отверстие. Мои цепи были довольно длинны и позволяли влезть наверх. Я взял камень, заменявший мне подушку, сделал себе подставку и увидал, что это отверстие идет в камеру несчастного старика.
Люди в масках с особенным вниманием слушали рассказ Доминико.
— Я пробовал завести разговор с несчастным, но это была вещь почти невозможная; узник с недоверием смотрел на меня и не отвечал на вопросы. Тогда я рассказал ему свою историю и умолял сообщить мне, кто он и за что посажен, причем клялся спасением моей души посвятить мою жизнь для его освобождения. Эта клятва наконец его убедила.
— Если ты такой же несчастный, как и я, — сказал он, — то дай Бог тебе поскорее выйти и помочь мне. Если же ты изменник и говоришь со мной для того, чтобы после еще увеличить мои страдания, тогда — пусть Бог тебя накажет. Если тебе удастся выйти из тюрьмы, — продолжал узник, — то постарайся дойти до короля; Франциск хотя и легкомысленный, но очень добрый — он выслушает тебя. Скажи ему, что уже пять лет один из его вернейших подданных томится в этой страшной тюрьме как жертва мести герцога Монморанси. Передай королю, что если ему не угодно освободить меня, то пусть он по крайней мере защитит моего бедного сына Карла, которого они хотят ограбить.
При этих словах Доминико, молодой человек почти крикнул:
— Имя, имя этого пленника!
— Граф Виргиний де Пуа, — отвечал Доминико.
Из груди юноши вырвался раздирающий душу крик, и он, как сноп, повалился на землю.
Произошел общий переполох.
Все бросились к юноше, причем капюшоны их упали, и Доминико к величайшему своему изумлению увидел, что многие из присутствовавших принадлежали к высшим аристократическим домам и даже были принцы крови, как, например, Конде. Тогда Доминико понял христианское значение слов Бомануара, что он, простой слуга, сделавшись их братом, станет равным самым высокопоставленным лицам на земле и что обещание мести этих господ не есть пустые слова. Между тем все старались привести в чувство молодого человека.
— Скажите, сеньоры, — спросил вполголоса Доминико, — этот молодой человек, должно быть, Карл де Пуа?
— Почему ты так думаешь?
— Он очень похож на старика-пленника.
— Да, это его сын, — отвечал с грустью Бомануар. — Бедный Виргиний! Он так им гордился. Но герцог Монморанси не уйдет от мщения! — вскричал старик, и глаза его заблистали. — Клянусь вот этим святым крестом, — прибавил он, указывая на крест, висевший у него на груди. — Мы отомстим злодею и освободим его жертву.
Барламакки, который также находился здесь, поднес к губам Карла де Пуа пузырек и влил ему в рот несколько капель жидкости. Молодой человек очнулся, точно пробудился от долгого тяжелого сна. Его лицо хотя и выражало страдание, но было покойно. Увидав Доминико, он вздрогнул и начал его расспрашивать о самых мельчайших подробностях, касающихся ареста его несчастного отца.
Доминико передал ему все, даже разговор, который вел герцог Монморанси с заключенным. Доминико не умолчал и о том, что герцога страшно стесняет клятва, данная им королю — не убивать графа де Пуа, и что Монморанси употреблял все средства, дабы чаша страдания узника переполнилась, и он сам лишил себя жизни. Для этого, — продолжал Доминико, — злодеи оставляли около заключенного сосуд с ядом и острый кинжал.