И словно, угадав её мысль, коллега Владимира предложил:
– How do you look at the proposal to dance?
– Потанцуем? – в глазах, окутанных тайной, сверкнул блеск.
– Мне, эта фраза понятна, – и подмигнув, соглашаясь, сначала окинула взглядом сидящих, а судя по мимике лиц Сысоева, Али, присутствующие не возражали. Вскоре Людмила с коллегой вернулись к столу, тут Алей поднят очередной тост за интеллигенцию, среду, производства талантов, когда к кабинке приблизилась незнакомка среднего роста, похожая на якутку, возраста за шестьдесят.
– Могу я пригласить Вашего друга? – стараясь перекричать музыку, в развязной манере, присущей этому типу женщин, повернувшись к столу, обратилась к Людмиле: «Странное дело, какая – то там посторонняя вторгается в торжество?»
– Его дело, – Людмила только лишь развела руками, – как он…, захочет, – взгляд её упал на тёмно-синее платье в ярких цветах стоящей, при этом подумалось: « И откуда могла его откопать, видимо из секонд-хенда», – и тут желание с ней объясняться… пропало, – заметив выражение рядом сидящего; его бесхарактерного, сладенькую улыбочку, ответила, – разбирайтесь вы…, сами.
С увлечением за всем этим наблюдал коллега Владимира, особенно, как его долговязый приятель волочился за ангажирующей подругой в сумерки зала. Ловелас не то слово…, а на вид…, засушенный саксаул, со спиной, что сутулится, на лицо, обозначились: «бес в бороду, старость в ребро». И всё же, не один танец подряд Владимир Арнольдович приглашался неугомонной партнёршей. Вскоре до Людмилы и всей компании, восседающей за столом, из глубин зала донеслись слова двух танцующих, Владимира Арнольдовича и якутки или возможно то, была кореянка и вместе с тем, в наружности той, угадывались восточные корни. Должно быть, они там не имели понятия об акустике заведения, позволяющей посетителям, сидящим в кабинке слышать, о чём разговаривают у эстрадной площадки: – А, я Вас помню с восьмидесятого года, Вы с той поры произвели впечатление.
При каждом последующем, от повторяющихся время от времени фраз, в компании слушавших за столом пробегал лёгкий смешок. Но, никому абсолютно не было дела до той болтовни, хотя и в тот момент Людмила думала: «Якутка может и помнить его или кто она там, но вероятно, не он, если «таскаться по бабам», так разве можно упомнить?»
А между тем, Людмиле нравилось общество за этим столом, как и уютная обстановка; расставленные блюда, напитки, содержимое и дизайн посуды – всё как в кавказском застолье, блюда, приправленные ароматными соусами, поданные к мясу с красным вином.
Под отзвук музыкальных мелодий Людмила с наслаждением слушала разносторонние речи, знатока, научных тенденций, литературных течений коллеги Владимира, хотя, зачастую с поправками Али.
Вино подействовало согревающее, как и тёплая обстановка компании – здесь внутри полуосвещенного зала, в расположение интимно-дружеской атмосферы, ей нравилось. Напряжение, державшее изнутри, отпускает, не хочется торопиться туда, где за обледенелыми стёклами, в полумраке замерли улицы и чуть различимы в домах огоньки.
«Подержанный ловелас» вернулся к столу, и только собрался поднять свою рюмку, как из прохода промелькнула физиономия его закадычной якутки. Возникнув, как часовой у стола, с присущей той вульгарностью, с не ослабляемой и с не сходившей улыбкой, с кричащей помадой, так густо нанесённой поверх узеньких губ, с каким – то гаденьким выражением утки:
– Не возражаете, – пропела восточная женщина, приподняв свою голову с ярко-оранжевыми волосами, а быть может то, был парик, взирая на компанию, сидящих по обе стороны у стола массивного дуба, заставленного грузинскими яствами. Застолье пребывало в фазе недопитых напитков, – вы не против, – настойчиво, – если, он…, потанцует? – прошепелявила якутка своими нарисованными губами, нанесёнными выше тонкого контура губ.
– Возражаю, я возражаю, – оспаривал с брезгливостью и неприязнью приятель Владимира.
Впрочем, в такую минуту, во взгляде Людмилы читалось не меньше, чем изумление и, тем не менее, она предпочла промолчать, продолжая наблюдать за развитьем событий.