Я облокачиваюсь о стену и осматриваюсь вокруг. Первое, что бросается в глаза — кровь. Кажется, что она везде — на стенах, на полу, на всех присутствующих людях.
Словно само здание плачет яркими алыми слезами.
Я прижимаю ладонь ко рту, пытаясь сдержать рвотный позыв. Голова начинает кружиться ещё сильнее от стойкого металлического запаха.
Прохожу мимо тех, кто лежит на каталках, и тех, кто сидит на скамейках, и направляюсь к лифту. Однако, я останавливаюсь, как вкопанная, как только поворачиваю за угол — несколько тел, прикрытых белыми, местами покрытыми красными пятнами, простынями, лежат у стены ровно в ряд.
Носилок не хватает не только живым, но и тем, кого не стало самыми первыми.
Я с трудом сглатываю, а затем лихорадочно выдыхаю и продолжаю движение. Осторожно обхожу тела на полу, пытаясь преодолеть искушение посмотреть, кто же там, под простынями, и нет ли там моих друзей.
Нет! Если бы кто-то из ребят погиб, Мелисса бы наверняка знала об этом и сказала бы мне.
Молодая женщина лет сорока склоняется над одним из тел и громко плачет, пряча лицо в белую ткань, и я тут же виновато отвожу взгляд.
Мы могли бы остановить ногицунэ раньше, и тогда ничего бы этого не произошло … Мы могли бы, но не стали, потому что боялись, что это может причинить вред Стайлзу.
Я чувствую, как что-то затекает за шиворот и тяну руку к шее. Пальцы вляпываются во что-то тёплое и липкое, и я тут же, не смотря, вытираю ладонь о джинсы.
Я знаю, что это кровь, но лишний раз не хочу видеть это, потому что здесь её и без моей достаточно.
— Кто-нибудь видел Скотта МакКолла? — обращаюсь я ко всем одновременно.
Однако, сейчас навряд ли кому-то до меня есть дело, и потому мой вопрос остаётся без ответа.
Я подхожу к лифту и нажимаю кнопку вызова. Дверь открывается практически сразу же, и я вскрикиваю от неожиданности — внутри него на полу сидит Эллисон. Девушка прижимает ладони к бедру, и я вижу, как под пальцами пульсирует кровь.
Всё лицо Арджент покрывает испарина, а грудь её поднимается неестественно, словно в лихорадке.
Ещё секунду я мешкаю, а затем, несмотря на собственное состояние, кидаюсь к девушке. Я резко приседаю, отчего перед глазами начинают прыгать искры, а затем перекидываю одну её руку через свою голову, принимая удобное положение для того, чтобы поднять её на ноги.
— Что с остальными? — спрашивает Эллисон.
Её голос немного дрожит, и я отчётливо слышу в нем попытку сохранять уверенность.
— Не знаю, я пока нашла только тебя …
Я могу с трудом удержать своё тело, поэтому с ещё и Эллисон на плечах я проделываю лишь несколько шагов до первой же скамейки.
— Айзек наверху … Он ранен, — Эллисон кашляет, а затем снова прижимает обе ладони к ране на ноге.
— Нужно позвать кого-нибудь на помощь, — я оборачиваюсь вокруг себя в поисках хотя бы одного незанятого врача.
Но Арджент вдруг хватает меня за запястье.
— Я позабочусь о себе сама, — произносит она.
Я киваю, бросаю на неё последний взгляд и снова двигаюсь к лифту. Захожу внутрь и нажимаю кнопку, что отвезёт меня на третий этаж к Айзеку и моей маме.
Железные двери медленно закрываются, однако, в последний момент я успеваю различить неожиданно появившуюся в коридоре фигуру. Пэрриш. Он и ещё несколько офицеров приходят на помощь раненым.
Он поднимает на меня свой взгляд буквально в последнее мгновение. Он не испуган, но озадачен, и почему-то мне кажется, что он что-то хочет мне сказать …
Но лифт уже уносит меня наверх.
Я делаю шаг назад и упираюсь спиной о стену. Боль в затылке не проходит, а, кажется, даже усиливается. На секунду она становится настолько невыносимой, что глаза застилает пелена, однако, затем всё снова проходит.
Я поднимаю глаза на экран, где высвечивается цифра этажа, но когда там загорается тройка, лифт не останавливается. Я снова и снова давлю на кнопку, но тот едет вверх, несмотря ни на что.
Четвёртый.
Пятый.
Шестой.
Седьмой.
Восьмой.
Но разве в больнице не четыре этажа?
Я чувствую, как паника поднимается вверх по пищеводу, отдаваясь неприятным чувством укачивания где-то в горле. Я начинаю нажимать на все кнопки разом в попытке хотя бы остановить машину, но она не поддаётся и лишь увеличивает скорость подъёма.
Вскоре она достигает такой величины, что меня давлением прижимает к стене.
Тридцать третий.
Тридцать четвёртый.
Тридцать пятый.
Страх накрывает меня с головой, и я крепко зажмуриваюсь.
Я не знаю, сколько “этажей” пролетаю, когда, наконец, лифт останавливается, и меня резко подбрасывает, отчего я ударяюсь головой о стену.
Затылок снова пронзает несколько сотен тонких иголок.
Я слышу характерный сигнал, который оповещает меня о том, что лифт прибыл на нужный этаж, и открываю глаза.
Минус девятнадцатый.
Я нервно сглатываю. Двери лифта со скрипом открываются, и я вижу перед собой длинный коридор, ведущий в никуда. Я точно могу сказать, что это не больничное крыло. Тут пахнет сырой землёй, плесенью и ещё чем-то, из-за чего слезятся глаза.
Лампочки на этаже поочерёдно перемигиваются, придавая атмосфере ещё больший ужас.
Я делаю шаг вперёд и выхожу из лифта. В лицо тут же ударяет непонятно откуда взявшийся поток холодного воздуха.
— Эй? Есть тут кто? — спрашиваю я, обращаясь куда-то в пустоту.
В ответ не раздаётся ничего, кроме звенящей тишины.
Я снова двигаюсь вперёд, и противный чавкающий звук моих мокрых от дождя ботинок эхом разлетается по коридору, отражаясь от стен.
Я останавливаюсь, когда понимаю, что дальше идти бесполезно, потому что коридор, кажется, не имеет выхода.
Здесь нет ни одной двери.
Я начинаю пятится назад, а затем и полностью разворачиваюсь со вполне обоснованным желанием вернуться к лифту, однако, как только мой взгляд наталкивается на нужный объект, я замираю.
В лифте стоит Он.
Стайлз рассказывал однажды, что настоящее лицо ногицунэ ужасно — перебинтованное, словно у мумии, тело, скрывающее многочисленные открытые раны, чёрные острые зубы. Даже когда он не произносит ни звука, он вселяет страх.
Я никогда раньше не видела своего демона, кроме того случая в саду, где я даже не смогла отличить его от обычной лисицы.
Но, оказывается, всё это было ложью, искусственной видимостью.
Правду говорят, что чем ближе смотришь, тем страшнее кажется.
Это не лиса, это именно демон. Размером с доброго волка, но с лисьей острой мордой и зелёными, словно ядовитое болото, глазами. Он не рычит, но его мощные зубы обнажены.
Вместо хвоста — обрубок, покрытый шерстью, что местами сбилась в колтуны.
Но самый апогей ужаса скрывается в самой его голове, что буквально в одно мгновение разделяется на шесть одинаковых, направляющих свои взгляды точно на меня.
Я не могу пошевелиться. Страх и собственная беззащитность сковали моё тело невидимыми цепями.
“У тебя была лишь одна задача — это не приносить мне неприятности. Разве это сложно, Брук?”
Рейко не раскрывает пасти, его голос и без этого оглушающе громкий.
“Тебе не жаль свою жизнь, но вот только я никогда не был приверженцем отречения”
Рейко издаёт гортанный рык, и я могу поклясться, что различаю в нём презрение или даже ненависть.
— Я не понимаю … — шепчу я.
Мне хочется убежать прочь, вот только бежать попросту некуда.
“Ты была выбрана не случайно. Как дочь Истинного Альфы, ты обладаешь тем, что не под силу обычным оборотням, потому Йокоширо считал, что ты справишься. Однако, похоже, он ошибался”.
От удивления я открываю рот.
— Что? Я … Я не …
“Ты оборотень, Брук. Если бы не я, возможно, ты бы уже давно это поняла. Просто никто в мире не может быть одновременно лисой и волком.”