— Скажи мне, Бруклин Мария Роджерс, что ты знаешь о лисах?
Я перевожу взгляд на старика. Он смотрит на меня, не отрываясь. Его маленькие глаза не двигаются, словно он выбрал какую-то точку на моём лице, и обращает внимание только на неё.
— Н—не знаю … То, что они из семейства псовых …
— Ты видела их здесь, в Японии? — не дожидаясь конца моего ответа, Мастер задает новый вопрос.
— Нет, не видела. Они обитают тут?
Старик еле заметно кивает головой.
— Не на виду у всех, разумеется. Чтобы увидеть лису, нужно иметь что-то большее, чем зрение. Чтобы услышать лису, нужно иметь что-то мощнее, чем слух. Чтобы говорить с лисой, нужно иметь что-то влиятельнее, чем голос.
Я никогда не любила загадки, потому что не обладала нужным складом ума. Мой мозг работал над их решением, но не получал ничего, кроме перегрузки. Я снова поворачиваю голову вперед, собираясь еще раз прокрутить в голове сказанные Мастером слова, чтобы, хотя бы в этот раз, попытаться разобраться, но как только мой взгляд устремляется перед собой, я замираю. Буквально в десятке шагов от меня стоит лиса. Ее шерсть имеет светло — зелёный оттенок, но он выглядит настолько естественным, что я верю в то, что так и должно быть. Но что она делает здесь, в саду, в месте, где полным полно туристов? А, главное, почему никто, кроме меня, на нее не обращает внимания?
— Вы видите это? — шепчу я старику, словно боюсь, что само животное меня увидит. — Видите?
Но ответа не поступает, и я отрываю взгляд от животного и перевожу его в сторону старика. Но, как оказалось, его уже и след простыл. Я снова оборачиваюсь на животное, но и оно исчезло.
— Бруклин! Вот ты где! — голос матери застает меня врасплох, от чего я даже слегка подскакиваю. — Пойдём, нам пора, иначе мы не успеем в музей до его закрытия.
Я встаю, всё еще не сводя взгляда с места, где буквально секунды назад стояла лиса.
Она точно была там, это не могло мне привидеться!
— Приходи завтра, Бруклин Мария Роджерс, — раздается где-то совсем рядом голос Мастера. Я верчусь вокруг себя, но не вижу его среди деревьев сакуры. — Ты придёшь?
Я медленно и отрывисто киваю в пустоту.
***
Я лежу на кровати и смотрю в потолок, ожидая момента, когда снова придёт голос, мешающий мне спать. Голос ногицунэ, сидящего внутри Стайлза. Но он всё не появлялся. Нормальный человек, наверное, был бы рад такому стечению событий и постарался бы наконец уснуть, но я знаю, что за этим не скрывается ничего хорошего.
Чтобы окончательно расправиться с любыми намеками на сонливость, я встаю с постели и подхожу к окну. Мне не нравится город, в котором я теперь живу. Конечно, он лучше, чем Бэйкон Хиллс с его странностями, но, всё-таки, именно их мне и не хватает.
Я помню все моменты, которые связывали меня с людьми в родном городе, особенно, с Эрикой. Помню, как мы сдружились после знакомства в больнице, где я навещала свою бабушку, а Рейенс была на обследовании. Именно тогда ей диагностировали первый случай эпилептического припадка. Именно в тот день я сказала, что мне нравится ее красный бантик, которым были перевязаны ее белокурые волосы. Нам было по 10 лет. И вот, спустя практически семь лет, ее уже нет рядом. Да, врачи не справились с точным диагнозом, но я знала, что ее убило.
Первое время я даже порывалась отомстить. Только вот как человек может причинить вред оборотню?
К сожалению, я слишком поздно обо всём узнала. Эрика пришла ко мне вся такая абсолютно на себя не похожая: самоуверенная, гордая, властная. Это была не моя подруга, я ее не узнавала. А когда она объяснила мне, что к чему, я сначала не поверила, а потом, когда та мне продемонстрировала, наорала на нее и прогнала прочь.
Я точно помню слова, которые сказала ей тем вечером. Последние слова, которые она от меня услышала …
— И больше никогда, слышишь, никогда не подходи ко мне.
Да, я испугалась. А еще, возможно, завидовала ей.
Если бы я только смогла повернуть время вспять …
А теперь, я сама — оборотень. Теперь я сама то, чего я боялась, то, во что я не верила. Не знаю, карма это, злой рок или чей-то заговор. А, возможно, даже судьба.
Только вот дело в том, что в судьбу я не верю.
Я — преследующая лиса, а это значит, что меня крайне тяжело застать врасплох.
— Что тебе нужно? — произношу я вслух, всё еще не отрывая взгляд от пейзажа за окном.
Я знаю, что сзади меня, у самой входной двери в комнату, стоит человек, захваченный в плен тёмным духом.
— Ты же знаешь, что я не боюсь тебя, и при желании, наверняка, могу тебе навредить, — не дожидаясь ответа на свой вопрос, добавляю я, и, затем, наконец, оборачиваюсь.
На меня смотрит Стайлз. Его голова чуть склонилась в бок, от чего его лицо приобрело изучающее выражение.
— Как и я, — произносит демон внутри парня. Он делает шаг вперед, заставляя меня рефлекторно отклониться назад и упереться спиной в подоконник.
— Оставь его.
Стайлз отрицательно качает головой.
— Вы все так недооцениваете его. Он сильнее, чем кажется, и это, одновременно, и мешает мне, и убеждает меня в правильности выбора.
Я скрещиваю руки на груди.
— Что тебе ОТ МЕНЯ нужно?
— Помощь, — Стайлз делает еще один шаг мне навстречу. — Ведь ты не кицунэ, верно? Я это точно знаю. Ты — рейко. А потому тебе не обязательно быть доброй. Неужели, старик Йокоширо не рассказал тебе о преследующей лисе, прежде, чем запихнуть ее в твое тело?
Я прищуриваюсь. Он знает о том, что я не рожденная лиса, и даже не та, над которой взяли контроль.
— Ведь ты сама разрешила ему это сделать, не так ли? — Стайлз неожиданно меняет курс, и сейчас стоит напротив моего стола, обводя контур вещей, стоящих на нём, своими длинными тонкими пальцами. — До того момента, как он стал истинным кицунэ, разумеется. Сколько ему было? 90 лет?
— 103, по его словам, — я внимательно слежу за каждым движением Стайлза.
Согласно легенде, которую мне рассказывал сам Мастер (как после выяснилось, одним из его многочисленных имен было Йокоширо), человек, родившийся кицунэ, в течение жизни может достичь максимального количества хвостов — девяти. Чем сильнее и старше становится рожденный кицунэ, чем больше значимых и великих поступков он совершает, тем больше у него шансов жить и после смерти, в физическом образе лисицы.
Так случилось и с Мастером. Должно было случиться …
Когда мы встретились с ним в том саду, ему было 103 года. Он чувствовал, что человек в нем умирает, а лиса не может жить в мёртвом теле. Но он всё еще не мог стать истинным кицунэ — физическим образом лисицы — после смерти, потому что у него было лишь 8 хвостов. И тогда он решил совершить еще один поступок — стать проводником для того, чтобы переместить потерянного духа — оборотня в человека. Это было опасно как для его жизни, так и для моей, и сейчас я понятия не имею, почему тогда, месяц назад, так просто дала на это своё согласие.
Самопожертвование — один из величайших подвигов. Мастер совершил его, и получил свой последний хвост. Однако, затем, он сделал то, что никогда не планировал — вместе со своей аурой он передал мне два своих хвоста. Он никак не объяснил мне этот свой поступок. Старик просто протянул что-то, завернутое в плотную ткань, а затем ушёл. И я больше никогда его не видела.
Видимо, ногицунэ не был осведомлён об этом, раз считал, что Мастер теперь бессмертен. По крайней мере, это можно засчитать мне как преимущество.
— Преследующие лисы не просто слышат других. Раньше они использовали этот дар для того, чтобы сводить с ума. Наверняка, рейко в тебе знает об этом, и, быть может, даже помнит, как когда-то десятки или сотни лет назад проделывал это. Потому что это его природа. И твоя природа тоже, Брук.
Пока я могу контролировать лису в себе, ногицунэ удалось если не полностью, то практически, подчинить себе Стайлза.