Но сейчас он заупрямился: в желудке нарастало жжение, которое можно заглушить приёмом обильной жирной пищи, затылок ломило, перед глазами стоял туман.
- Пустяки, - сказал он, пробормотал ритуальные молитвы и засеменил за наместником к пруду, на берегу которого был раскинут шатёр.
Служанки уже несли туда блюда и кувшины.
Ифе обвёл взглядом женщин, которые ухаживали за совсем юной девушкой. Кому бы из них сказать правильное назначение? Мать больной, пожалуй, точь-в-точь его Нефтида, не годится. Подобострастная горбунья, то и дело что-то шептавшее ей на ухо, тоже не подходит - уж слишком зависима от госпожи.
А вот почти ровесница, служанка с добрым участливым взглядом, поможет больной. Только она поправила деревянный подголовник, чтобы Айтесеб было удобнее, и вытерла ей струйку зловонной слюны, совсем не брезгуя.
Ифе жестом отозвал её в сторону и сказал:
- Я вижу синеватую опухоль на шее. Не гуляла ли госпожа недавно в саду?
- Нет, целитель, мы всю неделю готовились к паломничеству к гробницам, хотели провести там целую декаду. Так захотелось господину наместнику, - ответила служанка.
- Странно. Опухоль напоминает укус паука, который водится на ветках плодовых деревьев. Я видел у нескольких человек такие, и все эти люди умерли, - сказал Ифе и испытующе глянул на служанку.
Хороша собой, чистоплотна, неплохо одета. И... уж не брюхата ли?
- Тётка госпожи прислала ей фрукты из своего сада, - ответила служанка и сжала руки, чтобы не дрожали.
- Вы их, конечно, обработали перед подачей на стол? - Ифе устремил пронзительный взгляд на служанку.
Она вспыхнула и ответила:
- Да, господин. Сложили в корзину и отнесли в покои госпоже. Она с детства хорошо засыпала при запахе фруктов. А цветы не переносила.
Ифе вспомнил кое-что из своего детства и нагнулся к служанке, чтобы желчно сказать:
- Паука можно было принести и посадить на обработанные фрукты, так ведь?
Из глаз девушки хлынули слёзы.
В голове Ифе сложилась картина случившегося.
Наместник, сущая развалина, всё же обрюхатил служанку - госпожа-то, точь-в-точь Нефтида, наверное, не пожелала видеть наложницу в доме. А может, отцом ребёнка был кто-то другой. В любом случае престарелый господин обрадовался наследнику. Но имелась старшая дочь. Смогла бы она разделить отцовскую любовь с ребёнком той, что ей прислуживала?
И вот все недоразумения решил маленький, но весьма ядовитый паучок, посаженный в корзину с фруктами... А старшая госпожа, поди, уже надоела так, что глаза бы её не видели. Уж её-то смерть точно не будут расследовать.
Тогда Ифе решил вырвать у служанки правду.
- А ты знаешь, что эти пауки чувствуют друг друга на расстоянии? - спросил он, лукавя от души - так хотелось уличить мерзавку и назначить девушке правильное лечение, уж с укусами пауков и насекомых Ифе разбирался лучше всех. - И если здесь побывал один, то скоро будут и другие? И каждый из вас окажется в опасности?
Служанка стала всхлипывать так громко, что на неё обернулись жена наместника и горбунья.
- Есть средства их отвадить, - вкрадчиво продолжил Ифе. - Говори правду, и я вам помогу. Но можно сообщить всё господину наместнику...
- Укусил паук... - вымолвила служанка. - Дом чист. Молю вас!.. Спасите мою госпожу...
И девушка зашлась в рыданьях.
Хозяйка дома быстро подошла к ним и, вскинув голову, сказала:
- Если эта мерзавка в чём-то виновна, если она недосмотрела за моей дорогой Айтесеб, то она получит своё. Что вы хотите узнать у неё?
- Госпожа, вашу дочь укусил паук, один из самых ядовитых. По её словам - Ифе кивнул на служанку - это произошло не в доме. Я не могу терять время на расспросы, нужно вызволять Айтесеб, которая уже села в лодку и приготовилась начать свой путь в царство мёртвых. Вы уж сами добейтесь правды.
Хозяйка сделала знак горбунье, которая тотчас выбежала за дверь и вернулась со слугой и двумя рабами. Они подхватили рыдавшую служанку и увели.
Ифе, не дожидаясь жреца, начал молиться. Он в пылу искреннего обращения к Сехмет уже видел, как очертания покоев больной заволакивает мгла, как перед ним вырастает величественный и ужасный силуэт богини, как она простирает длань над постелью...
Сердце Ифе зашлось в священном трепете, его голова закинулась, кулаки сжались, и он пал на колени в ожидании приговора.
- Моё! - в ушах раздался голос, подобный обвалу камней, из которых построен дом.
Ифе ещё трясся в экстазе. Но мысли понеслись, словно колесница, которую влечёт за собой необузданный жеребец:
- Как? Айтесеб не суждено жить? Почему? Она так молода... Это несправедливо!
Богиня ушла из сознания Ифе, но не оставила прежней решимости и ясности - что делать, какие порошки составить, чем поить больную. Он и сам знал, что выход один - постоянно вливать жидкость, которая хоть как-то смогла бы разбавить яд. А ещё лучше - сделать разрез на животе и посыпать солью, полученной из камней, которые можно найти среди донных отложений Нила. Такая соль у него была. Он купил её за большие деньги. Но разрез... Для этого у Ифе не было ни навыков, ни разрешения совета жрецов. Чтобы его получить, требовалось подать прошение, но не ученику, а самому жрецу Яхье. Пока он раскачается...