Слова песни разжигали в душах людей божественный огонь Господа, Бога, который вел свой народ в бой и насылал страх на его врагов. Когда Яшар пел, мужчины тяжело вздыхали и мысленно испытывали свое оружие - натягивали луки, точили мечи. А женщины уже мечтали о том, как они будут ждать своих мужей.
Ифтах, однако, думал о городе Элеали, воздвигнутом на месте разрушенного Хешбона. Его разрушил царь Нахаш, как в свое время израильтяне. Тем не менее, Нахаш вернул его Ифтаху - как еврей еврею. Так должен ли Ифтах воевать против такого царя?
Старый певец заметил, что Ифтах задумался, и не был захвачен его пением, как остальные. Он решил спеть другую, более вдохновенную песню. Таких песен было много. Они рассказывали о кровавой мести Ламеха или о никогда не прекращавшейся войне с коварными потомками Амалека. Но самой лучшей, самой известной, самой прекрасной и самой страстной песней, которую издревле пели в Иорданских странах, была песня о славной победе под руководством Деборы. Эта победа, правда, была завоевана в войне, в которой Гилеад бросил братский род на произвол судьбы. Люди Гилеада вспоминали о ней неохотно. До сих пор здесь, на востоке, Яшар эту песню не пел, но Ифтах посмеялся над его происхождением, а ведь его самого ожидала война, в которой он будет вынужден принять помощь Эфраима. И вот он сидит рядом, равнодушно слушает песню Яшара... Это обидело певца. Ему и так стоило больших усилий таить в груди песню о Деборе. Теперь ему захотелось посмотреть, будет ли судья из Гилеада сидеть также, слушая лучшую песню Яшара.
Яшар тронул струны и запел о Деборе. Сначала он пел, как царь канаанский угнетал Израиль. В те времена в Израиле купцы не могли заниматься торговлей, крестьяне перестали сеять и убирать урожай, никто не осмеливался ездить по большим дорогам, люди тайком пробирались окольными путями. В Израиле было сорок тысяч способных носить оружие, но никто не брал в руки ни щиты, ни копья. Люди лениво потягивались под своими одеялами, рассиживались на толстых коврах, ездили на белых ослицах... А сердца их наполнял черный страх.
"И тут поднялась Дебора, судья, мать Израиля, - пел Яшар. - Она поставила Барака военачальником и разослала гонцов по всей стране. На рынках затрубили в трубы, на водопоях - в бараньи рога. Мужчины Израиля услышали призыв и взялись за копья. Они спустились вниз - всадники, тяжело и легко вооруженные князья, вожди кланов и крестьяне. В долине собрались люди Эфраима, Биньямина, Махира, Нафтали. Однако род Реувена остался на пастбищах, слушая, как мычат и блеют стада. И Гилеад остался на своем берегу, лениво думал и предавался мечтам. И пришли цари Канаана, и начался бой у Таанаха и у вод Мегидоса. Они не добыли ни серебра, ни рабов. Появился Господь. Могущественный, он спустился с Сеира. Земля задрожала, небо зашаталось, тучи столкнулись, и горы закачались перед ликом Господа... Наступило утро. Eщё бледнели звезды, но своим угасающим огнем они воевали против Канаана. Струился ручей Кишон и воевал против Канаана, затопив страну Канаан. И мелькали копыта убегавших лошадей. Лошади ржали, потеряв своих всадников.
И побежал с поля боя военачальник Канаана Зиссера. Он пришел в лагерь бродячих кенитов и укрылся в палатке одной из женщин. Благословенна будь Яэль, благословенна среди всех женщин! Он потребовал молока, она дала ему жирное молоко в красивой чашке. "Приляг, - сказала она, - не бойся". И он лег на постель. Eё рука потянулась за колышком палатки, за колышком и молотком. Она ударила Зиссеру и раздробила ему голову... Он лежал у eё ног; там, где собрался отдохнуть, теперь он лежал мертвый.
Мать Зиссеры ждет у окна. Смотрит сквозь решетку. Почему не возвращается домой его повозка? Почему не слышно цокота копыт его упряжки?.. Eё утешает мудрейшая из женщин: "Они делят добычу, они богаты... По одной, а то и по две наложницы на каждого, дорогие одежды для Зиссеры, драгоценные платки - два, три для нашей госпожи...". Пусть так погибают все твои враги, Господи!"
Затаив дыхание, мужчины и женщины слушали песню, сгорая от стыда за Гилеад, оставшийся на своем берегу, стыд, впрочем, вскоре сменился восторгом. Они восхищались кровавым величием Господа и не могли больше сидеть тихо, их сердца рвались в гущу битвы и смерти. Вслед за Яшаром они повторяли строфы, в которых звучали страх и великолепие. Они громко выкрикивали слова, в которых слышались дробные звуки скачки, испуганное ржание лошадей: "Дахарот, дахарот абирав...".
Песню слушал Эмин. Взволнованный близостью существ, которых он почитал больше всех - Ифтаха и Яалы, он растворялся в ощущении предстоящей битвы. Мысленно, хриплым голосом Ифтаха, он отдавал приказы своему отряду, летел на своей боевой повозке и так же, как Ифтах, задирал вверх подбородок... Песню слушала Ктура. Пение Яшара доставляло ей удовольствие, хотя она знала, что эти стихи оторвут от нeё Ифтаха, бросят его на страшную войну с Милькомом. Но против eё воли предчувствие битвы рождало в ней необъяснимое радостное возбуждение... Песню слушала Яала. И воспринимала ее, песню во славу Деборы, так, будто бы она посвящалась отцу. Ей виделся образ Ифтаха: вот он - в судейском кресле, он - властелин пустыни... Вот он сражается с врагами в битве... Перед ней возник образ Бога, великого в своем триумфе. Он вселяет страх в сердца врагов, объяты ужасом мощные тела вражеских коней... Все смешалось в eё воображении, складываясь в единую героическую картину. Песня терзала eё душу. Она подпевала, неистово что-то выкрикивала, пританцовывала, притопывала...
Восторг охватил всех. Захваченные песней люди стали как одержимые. Все участвовали в действии: кричали, вскакивали, танцевали.
- Не хотим больше сидеть в горах без дела! - выкрикнул кто-то громким голосом. - Хотим померяться силами с Аммоном! Веди нас против Аммона, Ифтах!
- Веди нас против Аммона, Ифтах! - подхватили остальные.
Толпа, включая женщин и детей, была охвачена единым порывом. И крики людей отзывались в горах эхом. Лес ожил, закричали птицы, им вторили разбуженные громкими звуками звери. Вся страна Тоб взывала: "Веди нам против Аммона, Ифтах!"
Сначала Ифтах сопротивлялся песне. Он не хотел, чтобы его одурачили красивые стихи, тем более такие, в которых воспевалось торжество Эфраима. Нет, он не боялся раствориться в воинственном восторге... Ифтах увидел, как слушает песню его дитя, его Яала. Её переполнял Господь. Она была одержима Богом... Ифтах почувствовал, как сжалось его сердце от безграничной нежности, он словно стал с ней единым целым.
А певец пел о том, как Яэль убила Зиссеру колышком палатки. Яэль и Нала... Обе - дикие козы, газели. Родственные души. Яала - мягче, но суть их обеих - одна. Ифтах чувствовал, как таял холод его рассудка, как возникали в его голове смутные картины. Были ли Яала и Яэль единым целым?.. Он содрогнулся. Смогла ли бы Яала ударить своего Мешу колышком палатки?..
Певец запел новую песню. Прежние образы исчезли. Теперь Ифтах всей душой жил в песне. Его поглотило чувство боевого триумфа. И не легендарный герой Гидеон, известный драчун и вояка, выходил на поле сражения. Это Ифтах стал Гидеоном... Он слышал голос Господа, который кричал ему вслед: "Благословляю твой меч!"
"Веди нас против Аммона, Ифтах!" - бушевала толпа. Ифтах широко улыбнулся. "Я сам хочу этого", - пела его душа.
Он был очень одинок в последнее время. Его обуревали думы и сомнения. Теперь холод одиночества отступил. Он стал единым целым со своим войском и племенем. В нем возникло чувство благодарности к певцу. Ифтах восхищался им, высказавшим то, что наполняло его грудь.
Однако ночью к Ифтаху вернулись сомнения. У него eщё был выбор. И он не хотел оказаться обманутым. Должен ли он оставлять без внимания град бесстыдных насмешек, которыми осыпал его певец, человек из рода Эфраима? Нет, Ифтах не позволит шарманке и старой песне дурачить себя. "Разве мы все - не евреи?" - снова услышал он вкрадчивый голос царя Нахаша и почувствовал, что Нахаш ближе ему, чем кровные братья... Но тут в ушах опять зазвенели строфы песни, прозвучали крики его людей: "Веди нас против Аммона, Ифтах!.." Он не мог уснуть. Стихи и возгласы толпы сменялись в его голове трезвыми доводами рассудка.