Его герой и образец Ифтах ужасно разочаровал его. Эмин думал, что Ифтах - на треть бог и может помогать другим богам, и вот он оказался вовсе не вождем рода, он просто продал свою дочь за победу. А сам Господь, использовавший таким способом своих приверженцев?.. Разве он был настоящим Богом войны и огня? Эмин раскаивался, что сменил своего Бааля на Бога, который вел себя, как торговец. Эмин снова превратился в человека пустыни, такого же, каким был раньше - в Мерибааля. Его мысли не воспринимали больше еврейские фразы и складывались теперь в угаритские слова.
Ифтах вызвал его к себе. Они стояли друг против друга, оба смущенные. Эмин, увидев лицо столь уважаемого им человека, не мог противостоять ему, его душу охватило прежнее восхищение, смешанное с состраданием.
Ифтах же старался по выражению лица Эмина понять, может ли он доверить молодому другу свою тайну.
- Я хочу, - произнес он, - выделить Яале и eё подругам сторожевой отряд. И возглавить его должен надежный человек. Я выбрал тебя. Это задание не будет трудным; Господь, которому теперь принадлежит моя дочь, знает, как eё защитить. Взять на себя смелость бороться с Господом может только безумец.
Эмин внимательно посмотрел на него. Тогда в лагере под Цафоном, когда Ифтах говорил о спасении от козней Эфраима, Эмин понял его правильно. Ну, а сейчас?.. Неужели Ифтах хотел, чтобы он, Эмин, силой отнял у Бога его дочь?
- Были времена, когда я мог вступить в борьбу с любым богом, продолжал Ифтах. - Но я в долгу перед Господом. Он много сделал для меня. И я не могу забрать назад слова, которые слетели с моих уст.
Итак, Ифтах не вступал в сделку с Богом. Наоборот, этот Господь вложил в его уста необдуманные слова. Эмин, как прежде, ощутил, что безгранично предан этому человеку с властным, львиным лицом. Медленно, тщательно подбирая слова, он ответил:
- Я ничем не обязан Господу.
Ифтах подошел к нему совсем близко и тихо сказал:
- Тебе недолго осталось пребывать на службе у Господа. Не принимай никаких скорых и смертоносных решений, Эмин, друг мой! Пойми: тот, кто хочет забрать что-то у Бога, совершает кражу Его собственности, а Господь не позволяет себя грабить. Он очень честолюбив и очень силен, на его вооружении - не только железо, но и молнии.
- Что ты будешь делать, если Яалу все же украдут? - спросил Эмин.
- Я заберу eё назад, а грабителя убью.
- А если он унесет eё туда, где ты eё не отыщешь?
- Её найдет Господь, - ответил Ифтах.
- А если он унесет eё туда, где ты не сможешь eё найти? - возразил Эмин.
- Её найдет Господь, - ответил Ифтах.
- Есть страны, где Господь бессилен, - сказал Эмин. Ифтах промолчал.
Эмин гордился тем, что Ифтах доверил ему спасение дочери и был готов принять на себя гнев Господа. Но - не гнев Яалы. Он не мог ничего предпринять без eё согласия.
Он сказал Яале, что Ифтах поручил ему сопровождать ее. Она попросила, чтобы он следовал за ней на некотором расстоянии. Она хотела в этом путешествии побыть со своими близкими подругами, без мужчин. Эмин должен был открыть ей суть своей миссии, теперь или никогда, но он не находил слов; стоял перед ней, и не в силах выговорить то, что хотел, перешел на угаритский.
- Среди твоих близких есть человек, - неуклюже сказал он, - который из дружеских чувств к тебе был бы рад, если бы ты отправилась дальше гор.
Яала сначала подумала, что неправильно поняла его. А когда до нeё дошло, что он ей предлагал, возмутилась.
- Тот, кто поступает так, сам предает свои же желания, - ответила она.
- Иногда даже Боги меняют намерения, - сделал новую попытку Эмин. Может, Господь eщё одумается...
- Господь не откажется от своих намерений! - гордо и решительно оборвала его Яала.
Эмин понял, что она воспринимает предстоящее всем своим существом. Он не сможет помочь ни ей, ни себе, ни Ифтаху. Это было самым большим огорчением в его жизни.
VII
Яала взяла с собой в горы трех подруг: Шимрит, Тирцу и Шейлу. Они были однолетками и познакомились с ней во время первого приезда Яалы в Мицпе. Девочки увидели, что в Яале есть что-то особенное и скоро привязались к ней. Первосвященник позвал их в шатёр Господа, объяснил, что предстоит Яале, и поручил им скрасить eё последние дни. Девочки жалели Яалу, восхищались ею. Она стала им eщё дороже и одновременно - eщё больше отдалилась от них.
Они выехали из Мицпе. Яала скакала на светлой ослице Ифтаха. Они везли с собой только самое необходимое, однако среди вещей было и дорогое платье из тонкого материала цвета шафрана, которое Яала должна была надеть для жертвоприношения.
В некотором отдалении за ними следовал Эмин со своей семеркой. Его переполняли противоречивые чувства. Он восхищался твердостью воли Яалы и возмущался, что она разделила гордыню отца: никто не годился ей в женихи, только - сам Господь. Порой ему не верилось, что она навсегда оттолкнула его от себя. Когда он со страхом смотрел на нeё издали, его охватывала страсть и ревность к Господу, надменному сопернику. Он готов был бороться за нeё с Богом, но все попытки вызвать Господа на ссору ни к чему не приводили - Бог не являлся.
Яала, хоть и не знала, куда едет, двигалась по дороге с необъяснимой уверенностью. На второй день она остановилась в высокогорной долине, окаймленной горами, поросшими буком. Люди Эмина разбили для девочек палатку, а потом удалились за гору, чтобы оставить Яалу наедине со своими подругами.
Стояла весна - короткая, буйная весна Гилеада. Зазеленели горы, далекие степи расцвели яркими цветами. Со всех сторон, расплескиваясь и журча, текла по горным склонам вода. Воздух наполнился запахом трав, из которых готовили бальзам в Гилеаде.
Три подруги подсели к Яале, чтобы оплакать eё судьбу, они кричали и стонали, потом смолкали, словно для того, чтобы оттенить величие горя, затем снова начинали стенать, оплакивая подругу детства, которой суждено умереть девственницей, не познав мужчины и не продолжив род.
Они были молоды - Шимрит, Тирца и Шейла, и радовались своей молодости, радовались весне, и, оплакивая Яалу, вдвойне ощущали радость своей молодой жизни. Они, три подруги, увидят eщё много весен, будут лежать рядом с мужьями, родят детей, а, попав в свое время в пещеру, будут иметь продолжение в сыновьях и в сыновьях сыновей.
Вскоре, однако, жалобы и стоны им надоели. Их манила к себе разноцветная степь. Они рвали цветы, наслаждались их запахом, бегали на спор до дерева или до горы, загадывая - кто быстрее добежит, та первой будет с мужчиной. Потом они вспомнили, зачем приехали сюда, устыдились своего легкомыслия и прервали игры.
Пока подруги плакали, Яала смотрела на них, слушала их со спокойным, чуть надменным, выражением лица. Что они знали, Шимрит, Тирца и Шейла, о муках, которые ожидали Яалу, о величии судьбы, избранной ею? Девочки ждали женихов, таких, как они, в Гилеаде - тысячи. Их заученные стенания - пустые жесты и слова.
Она не рассердилась на них, когда они устали от плача и обратились к своим мелким будничным делам. Она сама приняла участие в их играх. И тут произошло нечто странное. Увлекшись играми, Яала забыла город Мицпе, в котором провела последние недели, забыла ужас предстоящего и снова превратилась в прежнюю Яалу, девочку пустыни. Она шумно радовалась победе в беге наперегонки, показывала подругам то, что было от них скрыто - следы диких зверей, птичьи гнезда. Руками она ловила птиц, вытаскивала из ручьев рыб и раков. Она показала подругам ужа, заглатывающего лягушку. Ноги лягушки торчали из раскрытого рта ужа - глотал он очень медленно. Яала смеялась над подругами, которые испытывали отвращение и страх перед этой неприятной картиной.
Девушки с удивлением заметили перемены в Яале. А она подсмеивалась над горожанками, ставшими здесь, в степи, слепыми и беспомощными.
Она рассказала подругам об опасностях, которые подстерегали eё в стране Тоб, о том, как мать сцепилась в схватке с громадным волком. Когда она думала о матери, на душе у нeё становилось тепло. Она рассказала, как мучились они целый год из-за львов, повсюду, где они ночевали, приходилось разжигать большие костры. Ночи были наполнены рычанием зверей, напуганные крестьяне и пастухи не знали, как им защитить свой скот; они не осмеливались выходить из своих домов. Яала, не ведавшая страха, удивлялась, отчего так боятся другие.