- Зудят. Даже болят временами, - спокойно ответил Игорь, - Особенно указательный палец. А на лице с правой стороны постоянно ощущение давления и прохлады. Фантомная винтовка, - он ухмыльнулся.
- Тебе никогда не хотелось в петлю залезть? Или пулю в лоб пустить? – я снова затянулась, выдыхая дым тонкой струйкой, - Сделать что-нибудь, чтобы этот зуд унять?
- Не-а, - Лазарев растянул это короткое слово до невозможности, - Я люблю жизнь. И ценю ее.
Я не выдержала и рассмеялась. Заливисто и громко, так, что плечо предательски заныло и мне пришлось поморщиться, подавив свой смех.
- Да, от наемного убийцы слышать такие слова все равно, что анекдот, - сказала я, продолжая улыбаться.
- Знаешь, почему меня назвали Лазарем? – спросил он, переводя взгляд на окна соседнего дома.
- Фамилия? – я ухмыльнулась, и на этот раз выпустила сигаретный дым кольцами.
- Не-а. В Чечне я был снайпером. Ты что-нибудь слышала об этом?
Я неопределенно повела здоровым плечом. Раз уж Лазарева пробило на откровенность, стоит послушать.
- На поле боя не любят два рода войск: разведку и снайперов, - начал Игорь, - Особенно снайперов. Дело в том, что солдаты идут в относительно открытом сражении; снайпера, напротив, поступают подло. Мы используем камуфляж, укрытия, сторонние звуки, иногда прикрываемся спинами своих же. Нас не любят и за глаза называют крысами. Чаще всего понимая, что поймают; такие, как я прятали или закапывали оптику, чтобы приняли за рядового солдата. Из плена есть шанс убежать, а так – прибьют без вариантов.
Лазарев коротко съежился и перевел взгляд на меня. Усмехнувшись в своей манере, он продолжил:
- Чеченцы отличаются особой жестокостью, но это, думаю, ты итак знаешь, - он одарил меня многозначительным взглядом, и я вздрогнула, - Когда я был в плену, поймали еще одного. Он не успел избавиться от винтовки.
- Пытали? – вырвалось у меня.
- Убивали, - сухо отозвался Лазарь, - Долго и мучительно. Они переняли одну немецкую пытку со времен первой мировой – колоть тело пленного треугольным штыком. Такая рана никогда не заживает: во-первых - глубокая, а во-вторых – края не сходятся. Тот мужик просто медленно истекал кровью и его мясо гнило у меня на глазах. То, что не успели сожрать крысы.
- Ты поэтому стал наемником? – решила узнать я.
Ну раз уж его пробило на откровенность…
- Нет. Просто не умел делать ничего другого. За время спец подготовки меня натаскали стрелять по любой мишени, практически с любого расстояния. Я стрелял в муляжи женщин и детей. Младенцев, кстати, тоже – ухмыльнулся он, - В общей сложности за два года я выстрелил около двух сот тысяч раз. Может и больше. На войне я успел выстрелить трижды. Всего трижды, сладкая, - он вздохнул, - Меня научили незаметно убивать, но не объяснили, что делать с жаждой этого убийства. Не рассказали, как справляться с ноющим ощущением на правой стороне лица и жжением в указательном пальце. Когда я попал на войну - я был машиной для убийства; но когда вернулся на гражданку – я стал неуправляемой машиной.
- Разве военным не помогают? Посттравматический синдром достаточно хорошо изучен в психиатрии, - хмыкнула я, и подтянула колени к груди, обхватывая их здоровой рукой.
- А толку? – Лазарев коротко рассмеялся, - Я ходил на такие сеансы. Единственное, чего смогла добиться та баба, так это развести меня на разговоры. До этого я молчал три месяца, пока валялся на койке в больнице для бывших военнопленных, - я послала ему озадаченный взгляд, и он счел нужным пояснить, - Привычка. Иногда мне приходилось молчать неделями, особенно, если готовился к засаде.
- Может, она была плохим специалистом, - я фыркнула и потянулась к портсигару за третьей сигаретой.
- Дай мне тоже, - махнул рукой Лазарь, - В этой области не может быть хороших специалистов, сладкая. Вот подумай сама, как ты объяснишь человеку, что делать с потребностью сделать выстрел; если ты сама никогда не стреляла? Даже оружия не держала в руках, - он понюхал мою самокрутку, и зажал ее между губами.
- Да, это будет сложно, - задумалась на секунду я, поднося огонек зажигалки к его лицу, - Хотя твои случаи разбирают в теории по кирпичикам.
- Теория – это одно, Оля. В жизни все немного, - он глубоко затянулся и выдыхая дым сказал, - Иначе. Вот ты в теории как бы промывала мозги жертвам насилия?
Я смолчала, признавая его правоту. Когда я училась на курсах и слушала преподавателей, мне несколько раз хотелось прервать их, потому что они несли откровенный бред, рассуждая о поведении и насильников, и их жертв.
- Так почему Лазарь? – я решила перевести тему со своей скромной персоны.
- Нашли меня, обвязанным тринитротолуолом, он же тротил в простонародье, - Игорь снова усмехнулся, - В одном из зданий, которое захватывали наши. Тимур собственноручно снимал с меня гирлянду.
- Нет права на ошибку, - вспомнив кусочек чернил на плече у страшного мужчины, протянула я.
- Да, саперская наколка. Над этой надписью у него жуткий череп набит. До сих пор прошу переделать, он ни в какую, - он весь сморщился и передернулся, - У меня плечо прострелено было и на шее крест православный вырезали. Чтобы кровью истекал, - он хлопнул себя по черному треугольнику на шее, показывая место, - Как выжил – до сих пор загадка. Словно воскрес заново. Тимур, когда мое полное имя услышал, посмеялся: «Повезло тебе с фамилией». Поэтому и - Лазарь, - спокойно закончил свой рассказ Игорь.
Мы замолчали. В темноте поселка звонко щебетали ночные букашки, чье название я до сих пор не запомнила. Где-то отдаленно гудела трасса. Мне стало немного зябко, но я вида не подала.
- А ты? – вдруг вопрошает он, – Как ты справляешься?
- С чего ты взял, что я справляюсь? – ответила я вопросом на вопрос.
Лазарев пристально посмотрел на меня и нахмурился. Потом оттолкнулся и встал на ноги одним ловким движением.
- Пошли в дом, Оля. Холодно, - протянув мне крепкую ладонь спокойно сказал он.
Я выбросила недокуренную сигарету и схватилась за его руку. Подняв меня, Игорь проводил мое бренное тело до спальни и пожелал спокойной ночи, поцеловав в макушку, как заботливый папаша.
Не знаю, сколько я лежала вот так, смотря в потолок и изучая голубоватые лучи, струящиеся из окна, но в итоге я не выдержала. Поднявшись с кровати, я тихонько прокралась комнату, где он спал, легла на матрас и вытянула руки вдоль тела, как тогда, пять лет назад. Лазарь накрыл меня одеялом, не говоря ни слова; а потом взял мою ладонь и осторожно переплел свои пальцы с моими.
Правую руку он положил под подушку; и наверняка сжал пистолет в ладони, который он держал при себе с самого первого дня, как я появилась у него в доме.
ГЛАВА 7
Проснулась я от грохота и мужских криков. Судя по всему, они доносились с первого этажа. В голосах я узнала Игоря и Тимура. Сморщившись, я поднялась с матраса на ноги, зашла в ванную на втором этаже, чтобы умыться и почистить зубы. Лазарев любезно расставил остатки моей косметики в шкафчике над раковиной, а также купил мне зубную щетку. Розовую.
Идиот.
Потом я спустилась вниз, и направилась в гостиную.
- Да уж, Лазарев, - вырвалось у меня, когда я увидела убранство просторной светлой комнаты, - У тебя вместо гостиной спортзал? Серьезно?
Они с Тимуром кувыркались на матах, которыми был завален пол помещения. Когда я вошла, Игорю как раз выворачивали плечо.
Застыв в такой позе, они вдвоем вскинули головы.
- Доброе утро, сладкая, - промурлыкал Лазарев, дергая зажатой крепкими лапами сапера рукой.