Про поребрики, парадные и булошные можно даже не упоминать.
Такси остановилось у гостиницы. Расплатившись с водителем, я встала на тротуар и быстрым шагом вошла внутрь. Не здороваясь с персоналом, я прошмыгнула к лифту и направилась в тишину своего номера, раскрашенного в цвета российского флага.
То, что у нас называется красивым словом «свит», у россиян почему–то именуют «полу–люксом». Звучит неважно, но на деле неплохо. Скинув с себя одежду, я направилась в ванную и стала смывать с себя мужской запах и остаточные ощущения от его прикосновений. Когда вода стекала по моей коже, я заметила, что пальцы снова начали дрожать, а колено в простреленном когда–то месте заныло фантомной болью.
Закончив с омовением, я выключила воду и обмоталась красным полотенцем. Встав напротив зеркала в ванной, я убрала волосы в низкий хвост. Достав из косметички цветные контактные линзы, я поставила их в глаза. Щека по–прежнему горела от жёсткой бороды, которую теперь носит Лазарь, и я потёрла её всё ещё дрожащими пальцами. Затем, несколькими отточенными движениями я нанесла на лицо грим, который сделал мои скулы более выявленными, нос — шире, а губы — тоньше. Завершив образ светлой помадой и тушью для ресниц, я одела тёмные брюки и белый свитер из пушистой шерсти ангоры.
Взяв сумочку и поддельные рекомендации, я снова вышла из гостиницы, предварительно оставив свою ключ–карту на стойке, посетовав на дамскую рассеянность. На этот раз я села в свою машину. Вбив в навигатор адрес посёлка «Медовое», я приоткрыла окно и включила музыку погромче, чтобы приспособиться к быстрому потоку машин.
Для меня, привыкшей к размерам Талинна, почти час дороги показался целой вечностью. Я не знаю, как жители мегаполисов постоянно находятся в таком бешеном темпе, и не могу представить, чтобы я тратила на дорогу с работы домой и обратно каждый день по два часа (это без пробок). Но, так или иначе, я добралась до места, отметилась на посту охраны, и подъехала к бело–красному двухэтажному особняку. Выйдя из машины, я бросила быстрый взгляд на соседний дом, отмечая расположение видеокамер. Насчитав три штуки (у бывшего наёмника явно паранойя), я усмехнулась и двинулась к двери.
— Здравствуйте, — проворковала молодая женщина, — Виктория?
— Да, — ответила я.
Ни один мускул на моём лице не дрогнул. Я не моргнула, не потеребила серёжку в ухе, не потёрла бровь или прикрыла губы. Мои ладони не покрылись испариной, в горле не пересохло, заставляя сглотнуть, и я не начала нервно дёргать ногой. Доктор Лайтман с треском провалился бы, даже не заподозрив, что я лгу.
— Входите, — она махнула рукой, впуская меня в дом, — Меня зовут Татьяна, как вы поняли.
Я кивнула, и вошла в узкий коридор, отправив хозяйке вопросительный взгляд. Она поняла меня и сказала с лёгкой улыбкой:
— Можете не разуваться.
Татьяна повела меня вглубь дома, а я бросала короткие взгляды в окна, чтобы увидеть территорию соседнего дома. Я смогла разглядеть ещё одну камеру и датчик движения крыльце, скорее всего подключённый к внешнему освещению.
Значит ночью проникать в этот дом не вариант.
— Виктория, мне порекомендовала вас подруга, — начала Татьяна, — Она сказала, что вы — очень хороший психолог и педагог.
— Это лестно, — ответила я, переводя взгляд от окон на неё, — У меня высшее педагогическое образование и диплом детского психолога.
— То есть, два высших? — уточнила она.
— Нет. Я брала дополнительный курс в университете. В принципе, я изучала то же самое, что и студенты психологического факультета, но по более сжатой программе.
— Понятно. У вас есть опыт работы с детьми? — вкрадчиво спросила она, скрещивая ноги в коленях.
— Сейчас я работаю в реабилитационном центре для жертв насилия. Если учесть, что около семидесяти процентов таковых — дети, то да — у меня есть опыт, — спокойно отвечаю я, повторив её движения, и не обращая внимания на её бледнеющие щёки.
— Отлично, — протянула Татьяна, отведя глаза в сторону, — Вы хотите что–нибудь выпить? Чай, кофе?
— Ничего не нужно, спасибо. По телефону вы сказали, что тема щекотливая. Я могу узнать подробности? — мой голос ровный и мягкий, без хрипотцы и сиплости, которые присущи ему в обычной жизни.
Сейчас я на работе, и моя работа — не быть собой.
Хозяйка этого роскошного дома передёрнулась и напряглась. По её лицу, над которым явно поработали лучшие пластические хирурги, было видно, что она подбирает нужные слова. Светлые глаза ожесточились и губы сжались в тонкую линию. Через несколько минут оглушающей тишины, нарушаемой только нашими короткими вздохами, она наконец–то заговорила.