Выбрать главу

Карьерный тупик, когда тебе нет и тридцати — Ибн Хальдуну остается только посочувствовать, пока он плачет, пропуская песок пустыни сквозь пальцы…

И тогда, в 1362 году, Ибн Хальдун иммигрировал в Гранаду. Приехал он не на пустое место — был торжественно встречен во дворце и назначен личным советником Мухаммада V. В следующем году Ибн Хальдун отправился полномочным послом к Педро Жестокому для заключения договора о дружбе и сотрудничестве и успешно завершил эту миссию, получив в награду небольшое имение. Однако дальше произошло то же самое, что и во всех предыдущих случаях — Ибн Хальдун понял, что его карьера и в этой фирме достигла вершины, разочаровался в дальнейших перспективах, столкнулся с ответным охлаждением чувств Мухаммада V — и начал мечтать о следующем работодателе.

И тут, внезапно, на горизонте появился старый знакомый Ибн Хальдуна, эмир Мухаммад. Тот самый сиделец, ради которого Ибн Хальдун рискнул жизнью, и загремел в кутузку. Мухаммад, давно уже выпущенный из фесской тюрьмы (там и без него проблем хватало), собрал своих сторонников и захватил власть в Бужи.

Надо отдать Мухаммаду должное — эмир он был правильный, и жил по понятиям — помня о данном семь лет назад обещании(!), эмир направил Ибн Хальдуну письмо с приглашением прибыть в Бужи и занять должность хаджиба. Серьезность намерений эмира подтвердил в другом письме брат Ибн Хальдуна, Яхъя, сообщив, что уже получил от Мухаммада должность министра. Разумеется, Ибн Хальдун тут же сорвался с места (сильно обидев этим своего текущего работодателя) и в начале 1364 года прибыл в Бужи, чтобы воплотить в жизнь мечту всей своей жизни: стать хаджибом.

Это прекрасная история успеха. История успеха человека, который не жаловался а пробовал, который шел к своей мечте невзирая на трудности и препятствия, и который, в конце концов, добился своего. Эта прекрасная история правдива, и её запутанные тонкие кружева, под тихий шорох барханов, сплела сама жизнь.

И разумеется, она на этом не кончается — счастье Ибн Хальдуна длилось меньше года. Эмир соседней Константины, Абу-ль-Аббас, напал на Бужи, разбил войска эмира Мухаммада и убил его самого.

Чисто по привычке, наш герой переметнулся на сторону победителя. Ибн Хальдун заверил Абу-ль-Аббаса в готовности служить ему верой и правдой — и намекнул, что наиболее полезен он будет на должности наместника Бужи.

Абу-ль-Аббас, впрочем, уже кое что слышал об этом благочестивом ученом.

Ибн Хальдун заглянул в добрые глаза Абу, и что-то почувствовал. И явно не сердцем. Он мгновенно дематерилизовался из Бужи, оставив на произвол судьбы все свое имущество и даже не предупредив собственного брата (который тут же был арестован).

Материализовался он опять в Биксре. Как вы, наверное, заметили, с этой Биксры, как и с Дона, выдачи не было. Дело в том что территория вокруг Биксры принадлежала кочевому племени дававида, периодически поддерживавшему того или иного султана, но сохранявшего полную независимость. Ибн Хальдун был в хороших отношениях с вождями этого племени и пользовался на его территории не только неприкосновенностью, но и немалым авторитетом.

Ибн Хальдун получил возможность хорошенько обдумывать свою карьеру, увенчавшуюся как блестящим успехом, так и столь же горьким поражением.

Ну, и я думаю, что годичное пребывание в должности хаджиба оставило у него не самые приятные воспоминания. Это, все таки, серьезная работа, а человек тонкой душевной организации к работе органически не способен — у любого бомжа спросите.

А между тем жизнь в Северной Африке шла своим чередом. В 1366 году султан Тлемсена Абу Хамму решил захватить это несчастное Бужи себе.

Но, для этой цели, надо было привлечь на свою сторону кочевые племена. Те самые племена, с которыми нашел общий язык Ибн Хальдун. Не откладывая дела в долгий ящик, Абу Хамму прислал Ибн Хальдуну приглашение стать своим хаджибом, собрать войско из воинов племен и присоединиться к военной кампании.

На самом деле столь щедрое предложение можно объяснить, например значительными потерями среди образованных людей, в этой непрекращающейся междоусобице. Даже во вполне благополучной в этом отношении Венеции, за 150 лет вымерла половина благородных семейств заседающих, по традиции, в совете города. И это при том, что общее население Европы увеличилось в три раза, а Венецианцы не страдали ксенофобией, и часто роднились (обычно браком, но иногда и усыновляли) с явно способными людьми, не взирая на цвет и происхождение. Помните Отелло, венецианского мавра?