– Вы храбрый человек! – похвалил его Понво.
– Просто я уверен, что Ренэ Данблез еще не дошел до тою, чтобы стрелять в людей.
Снова открылось окно, и старик крикнул:
– Второе предупреждение!
Последовал выстрел. Вторая лошадь, упав на землю, дернулась и затихла. Один из полицейских не выдержал.
– Скотина! – заревел он. – Я арестую его! За мной, ребята!
Через несколько минут полицейские притащили тяжелую балку, которой яростно принялись колотить в дверь.
Раздался третий выстрел. Данблез подстрелил еще одну лошадь.
Полицейские с такой силой грохнули в дверь, что та неожиданно поддалась.
– Осторожнее! – крикнул следователь.
– Пусть только осмелится выстрелить! – сказал один из полицейских и исчез за дверью.
Через несколько минут раздалось глухое ворчание. Полицейский вернулся.
Там крепкая решетка. Вот скотина!
– Послушайте, – обратился к Иггинсу пришедший в отчаяние следователь. – Надо телеграфировать префекту, пусть вызывает солдат. Я и так принял на себя слишком большую ответственность. Оставим на ночь у двери полицейских, а завтра утром прибудут солдаты, и мы войдем в дом.
– Нет, солдат вызывать не надо, – возразил Иггинс. – Оставим здесь полицейских и моего друга, господина Дальтона, а сами, если вам угодно, будем наблюдать.
– Что наблюдать? Ведь через полчаса стемнеет!
– Еще не знаю, что. Пойдемте с нами, – предложил он мне. Понво после минутного колебания согласился. Очевидно, Маркас успел кое-что рассказать о нас ему, и следователь считал, что если мы что-нибудь обнаружим, то лучше, чтобы и он знал, в чем дело, и тоже извлек из этого хоть какую-нибудь пользу.
Мы прошли по дороге метров двести. Затем Иггинс резко свернул на тропку через поле и направился к холму, поросшему травой и кустарниками. За ним возвышался дом Данблеза. Отсюда он был хорошо виден.
Издалека башня представляла собой довольно внушительное зрелище. В ней было всего три окна, по одному на этаж, причем среднее окно больше остальных.
– Окно лаборатории, – сообщил Иггинс, усаживаясь на землю.
– А! – заинтересованно протянул следователь. – Знаменитая лаборатория! Жаль, что мы так далеко, а то могли бы увидеть господина Данблеза.
– Со мной бинокль. Но Понво опять начал сомневаться.
– По-моему, лучше было бы телеграфировать префекту. В суде наверное, уже и так ломают голову, куда я пропал.
– Пожалуйста, – раздраженно ответил Иггинс. – Я вас не задерживаю.
Но следователь не уходил.
– Курите?
Иггинс угостил нас сигарами, а сам закурил трубку.
– Черт возьми! Какая чудесная сигара! – восхитился Понво. Он пускал колечки дыма и, видимо, примирился с ролью наблюдателя.
Иггинс был спокоен. Он курил медленно и, не отрываясь, смотрел на окно.
Внезапно он хмыкнул.
Следователь взглянул на башню и произнес – Ага!
Окно лаборатории осветилось.
2. В башне
Иггинс, достав бинокль, долго что-то рассматривал в окне, затем передал Понво. Тот с жадностью схватил бинокль.
– Ничего стоящего, – пробормотал он.
– Моя очередь, – я нетерпеливо протянул руку.
В освещенном четырехугольнике не закрытого занавесками окна я увидел Данблеза: он что-то писал. Я различил большой стол с бумагами и полки, уставленные бутылями.
Данблез сидел с видом императора, подписывающего указ. Лампа освещала его лицо. Внезапно он положил ручку, поднялся и заходил по комнате большими шагами, то исчезая из поля моего зрения, то показываясь вновь в освещенном окне, точно на экране.
– Что он делает? – раздался в темноте голос Иггинса.
– Ходит. Дать вам бинокль?
– Не надо. Продолжайте наблюдать.
– Говорят, что Ренэ Данблез – гений, – заметил следователь. – Но от гениальности до сумасшествия – один шаг.
– Хотите посмотреть? – спросил я Понво.
– Нет, – он пытался подражать Иггинсу. – Если что-нибудь случится, предупредите нас.
Случится? Что должно случиться? Данблез работает, решает какие-то важные научные вопросы. Ему, очевидно, не до нас, не до полиции Сейчас он потушит свет и отправится спать. Вот и все, что может случиться.
Нет, Понво не прав. Данблез не сумасшедший, не ученый – он маньяк. Просто старик не желает, чтобы его беспокоили по пустякам. Он доживает жизнь и спешит закончить какую-то работу. Естественно, что он настроен против пришельцев, которые мешает ему.
Тем временем Данблез уселся за стол, склонил голову на руки и задумался. Я смотрел со страстным любопытством. Даже теперь, закрывая глаза, я ясно вижу его лицо, изрытое глубокими морщинами.
– По-прежнему ничего? – поинтересовался Иггинс.
– Ничего. Сидит и думает.
И тут Данблез встал и открыл дверь. Самой двери я не видел, различал только верхний косяк.
– Он встал и открыл дверь.
– Продолжайте наблюдать.
Старик, видимо, вышел. По крайней мере, я его больше не видел. Так я и доложил Иггинсу.
– Подождем.
Ждать пришлось недолго. Данблез вернулся в сопровождении женщины в одежде крестьянки. Он нырнул в глубину лаборатории, выволок кресло и поставил его у стола. Женщина села. Мне хорошо был виден ее профиль.
– Ну?
– Там женщина.
– Вы видите ее?
– Очень четко.
– Дайте бинокль!
Иггинс внимательно смотрел несколько минут, а потом протянул бинокль следователю, все еще продолжавшему курить.
– Вы когда-нибудь видели Эльмиру Бурдон, господин Понво?
– Никогда.
– Посмотрите. Это она. Следователь взял бинокль.
– Женщина в кресле?
– Да.
– Это Эльмира Бурдон?
– Да.
– Вы уверены?
– Вы задаете мне этот вопрос уже не первый раз за сегодняшний день.
– Да, но ведь вы не знаете Эльмиру Бурдон.
– У меня ее фотография.
– С собой?
– Да.
– Покажите.
Мне снова было поручено наблюдение, пока Иггинс и следователь при свете электрического фонарика рассматривали фотографию.
– Да, это Эльмира Бурдон. Дайте мне, пожалуйста, бинокль, – попросил Понво.
Я вручил ему бинокль. Он взглянул и воскликнул:
– Она вяжет! Это уж слишком!
– Вяжет? – переспросил Иггинс. – Тем лучше. Значит, она спокойна.
Бинокль снова перешел ко мне.
– Значит, она не исчезла? – следователь не мог прийти в себя от изумления.
– Очевидно, – Иггинс был невозмутим.
– А я приказал выломать замок!
– Будут смеяться.
– Я погиб! Судебный следователь беспричинно вторгается в дом к ученому, мешает работать, и тот вынужден обороняться. Да теперь газетчики сделают из Данблеза чуть ли не героя!
– Очевидно, так и произойдет, – кивнул Иггинс и спросил меня: – Все вяжет?
– Да.
– Я погиб! – повторил следователь. – И все-таки Данблез не имел права противиться обыску. Допускаю, я поступил бестактно, но не противозаконно. Мой долг – установить истину. Но, выходит, я приказал взломать дверь, чтобы найти женщину, которая в это время спокойно вязала. Какой же я идиот!
Я закричал:
– Она целует Данблезу руку!
– Целует руку? – воскликнул Понво. – Она не только не исчезла, но… Какого черта мы здесь делаем?
– Разве вам мало, что мы все видели Эльмиру Бурдон и убедились, что она не исчезла? – пробурчал Иггинс.
– По-вашему, можно закончить следствие сообщением, что вы в бинокль видели Эльмиру Бурдон на расстоянии в двести метров?
– Давайте войдем в дом.
– Ну, нет, хватит с меня! Пусть этим занимается прокурор или префект.
Тем временем служанка ушла, и Данблез погасил свет.
– Подождем еще немного, – сказал Иггинс, когда я сообщил ему об этом.
Мы ждали еще десять минут. Свет не загорался. Понво потерял терпение.
– Я ухожу.
– Мы с вами. Но вернемся к дому. По-моему, вы должны отдать распоряжения полицейским.
– Двух я оставлю сторожить до утра, а третий пойдет с нами в деревню, откуда я дам телеграмму. Ведь последний поезд ушел.