— Чего орать-то? — урезонивает его Алик. — Спасибо скажи! Реклама — двигатель торговли. Орешь, как раненый… опоссум, что соседи подумают?
— Кто?!
— Опоссум. Сумчатая крыса такая. Вынашивает в сумке до тридцати детенышей. Между прочим, реликт. Могу показать картинку в Интернете.
Ошеломленный сюром Аликовых словес, Шибаев теряет дар речи и затыкается, бросив:
— Да пошел ты!
И т. д.
— Что за девушка? — Алик делает новый заход. — Где вы познакомились? Когда?
— Успокойся, Дрючин. Девушка как девушка. Свидетель. Встретились, поговорили.
— Свидетель? У тебя новое дело?!
— Вроде того. Пока не знаю.
— Вот видишь! — обрадовался Алик. — А ты недооценивал роль рекламы. Ну и?…
— Дело какое-то дохлое, Дрючин, даже не знаю, что сказать. Не шедевральное.
— Подожди, Ши-Бон, я сейчас! — Алик побежал в кухню за пивом. — Рассказывай! — Он со стуком поставил на стол четыре бутылки.
За столом их трое: Шибаев, Алик Дрючин и Шпана — шибаевский кот, матерый бесстрашный котяра, весь в боевых шрамах, вскормленный Шибаевым из маленького перепуганного котенка, которого он, к неудовольствию Веры, когда-то подарил сыну. Потом они развелись, и котенок остался у Шибаева. Сначала его звали Шипик, так как он все время шипел вместо того, чтобы мяукать. Не получалось у него мяукать. Шибаев с его ненормированным рабочим днем часто забывал его покормить, и Шипик научился сам добывать себе пропитание — тянул все, что плохо лежало. Ах ты шпана — пенял коту Шибаев. Куда ж в тебя столько влазит? Так и прижилось — Шпана и Шпана. Кот во время побывок дома сидел с ними за столом, на высоком табурете, и переводил взгляд с Шибаева на Алика. Улучая момент, хватал с тарелки кусок и, давясь, глотал. Смотри, Ши-Бон, говорил Алик, твое животное опять сперло мясо. Я же его кормил. Пошел вон, скотина! Шпана и ухом не вел…
— Рассказывай! — Алик сгорал от нетерпения.
— Что ты знаешь о куклах вуду? — спросил Шибаев.
— О куклах вуду? — поразился Алик. — Твое новое дело про магию? Ты же не веришь в магию!
— Не верю. Не уверен, что дело про магию.
— Как это?
— Элементарно. Ситуация там такая. Второго августа, две недели назад, умерла молодая женщина. Заключение судмеда — передозировка по неосторожности снотворными таблетками. То есть неосторожность, а не самоубийство. Тем более она любила выпить.
— Самоубийство? Она что, была склонна к суициду?
— Как версия. Но сестра говорит, что нет, и попросила меня разобраться. Директриса лицея, умная тетка, с характером, не истеричка.
— Она думает, что сестру убили?
— Нет, она так не думает. То есть не прямо.
— А как?
— Она нашла в кровати сестры куклу-самоделку с булавками. Под матрацем. Булавок тринадцать.
— Чертова дюжина! А что следствие?
— Она нашла ее только сейчас. Со следствием, говорит, не хочет иметь дела, тем более оно закончено, толком не начавшись. Заключение, как я уже сказал, передозировка по неосторожности. Как я понимаю, следователь ей не понравился. Кроме того, ей неудобно соваться к нему с магией. А ко мне — в самый раз.
— А эта девушка, свидетель… Она кто?
— Она работала у них домработницей, ее уволили. Хозяйка обвинила ее в краже кольца. Ни сестра, ни муж в это не верят. У покойницы был сложный характер. Причем муж выплатил ей зарплату за полгода.