РАЗРЫВ
Идут осенние стихи...
Так листья хлынули лавиной.
Так копятся у глаз штрихи
у поседевшего мужчины.
Идут решеньем на разрыв
не вспоминать о ней, о доме...
И гасят маленький свой взрыв
в любой ласкающей ладони.
25.04.66
ВДОХНОВЕНИЕ
Б. П.
Когда начальных строчек тьма
меня с ума сводила,
какая ниточка впотьмах
ко свету выводила?
Когда с прожорливостью крыс
поэзии грыз оксфорд,
угадывался темный смысл
в параде парадоксов.
И обещалось в той горсти
(как зритель - в кинокадре),
что ожидание гостит,
хоть не указан адрес.
Вот с самой легкой той руки
и приходил к моменту,
когда величие строки
наглядней монумента.
Благословляю первый шаг
и тот надрывный дых,
с каким нашла моя душа
учителей своих!
1967
ИЗ ГАЗЕТ
Андрею Вознесенскому
Ах, как нужен нам пророк!
Маг. Советчик. Ясновидец.
Мысли, как соленья, впрок
в мозг-чуланчик становитесь.
Жить без новостей голо.
В чтении души не чаем.
Зрю в "Вечерке" уголок
"Спрашивай - отвечаем".
ВОПРОС: "Золотое кольцо лежало
рядом с ртутью и побелело.
Что можно сделать, чтобы извлечь ртуть?"
Столь истошно в телефон
женщина вопит в отчаянии;
аппетит пропал и сон;
блекнет золото венчальное.
Исповедовает кредо:
есть лосьоны, пудры, кремы,
ванны хвойные для тела,
а колечко побелело.
Есть театры, церкви, цирки
для души в бессонном цикле,
возрожденью нет предела,
а колечко побелело.
Речка, что ли, обмелела?
Тихо воют этажи:
"Где ХИМЧИСТКА, подскажи?"
Глазки бегали, как ртуть:
"Вам ОТДЕЛЬНО завернуть?"
Глазки щурились келейно.
Растекались по коленкам.
Глазки мерили хитро:
"Вам вино или ситро?"
Этот блеск и этот лоск
обволакивают мозг;
обмякают влажно губы;
золото идет на убыль...
ОТВЕТ: "Любую золотую вещь необходимо оберегать от соприкосновения с ртутью, ибо золото белеет и теряет свои качества. Восстановить первоначальный вид золота, видимо, невозможно".
У досужих горожан
тьма вопросов, а ответы
могут их опережать,
если в срок читать газеты.
5.12.73
ЧУЖИЕ РУКИ
Порой, ожесточась, со скуки,
сначала вроде бы легко
дыханьем греть чужие руки,
в мечтах от дома далеко.
Приятна теплота объятья.
Волнует радужная новь.
Но шелест губ и шорох платья
лишь имитируют любовь!
И не заметишь, как мельчаешь;
как окружит одно и то ж:
ложь в каждом слове, ложь в молчанье,
в поглаживанье тоже ложь...
Едва ль для настоящей страсти
друзья случайные годны.
Старательные, как гимнасты.
Как манекены, холодны.
И только дрожь замолкнет в теле,
заметишь, тяжело дыша,
что оба - словно опустели:
кровь отошла, ушла душа...
И, тяготясь уже друг другом,
проститесь, позабыв тотчас
чужое имя, голос, руки
и - не заметив цвета глаз.
18.02.71
ОБИДА
Е. Е.
Обидели. Беспомощно и горько:
мир перекошен, вывернут, разбит;
и сердце стало апельсинной долькой,
которую жует беззубый быт!
О, Господи! Зачем бывает разум
дан гнусной твари с языком змеи?
А веруешь, что песенные фразы
хранят в охрипшем горле соловьи.
И все-таки возмездье настигает,
над всем в природе правый суд вершит
и песня соловьиная летает,
и вечно ползает змеиный шип!
7.09.70
ОСЕННИЙ ДЕНЬ
Был этот день тревожно мглист,
чего-то ожидая.
Гремел по тротуарам лист,
с деревьев упадая.
Так оглушительно гремел,
подобно жесткой жести,
что я лицом бледнел, как мел,
и ждал печальной вести.
И думал, что зимы приход
(колючей белой смерти)
в лед эти клены закует,
завертит в снежном смерче.
Невыносимо было жаль
молящих веток хилость;
и в душу светлая печаль,
как птица, поселилась.
Молчала площадь, как вдова;
и, словно бы из воска,
нагие стыли дерева,
беленые известкой.
Кто кисти в известь окунал,
плеща густую сырость,
чтоб, как к оглохшим окуням,
мы к кленам относились?!
Кто черствым сердцем не жалел,
дотронуться решаясь,
чтоб мертвый воздух тяжелел,
в кристаллы превращаясь?!
Еще гремел кленовый лист,
еще я шел куда-то;
и ветер-виолончелист
заканчивал сонату.
Как мухи белые, слепя,
возникли ниоткуда;
и это было - как судьба
и продолженье чуда.
7.10.68
* * *
Мертвым соком брызни,
папоротника твердь.
В этой страшной жизни
нужно умереть,
чтоб тебя читали,
чтоб тобой зажглись,
чтоб, шутя, листали
твою жизнь...
24.07.69
ДАЧНАЯ БАЛЛАДА
Тиха на даче жизнь. Безделье. Пустота.
Огромный день легко уходит в мирозданье.
Напудренных берез святая красота
стоит особняком, не требуя названья.
Кудрявый черный пес, свернувшийся клубком,
в облезлом кресле спит и в пышный ус не дует.
Жизнь кажется сплошным раскрашенным лубком,
и старый шулер-смерть здесь карты не тасует.
Ни звука скорбных труб, хоть кладбище - подать
рукою... Старики здесь ходят за грибами.
Разлита в воздухе, как масло, благодать;
и можно ощущать ее легко губами.
Лишь крашеный забор, зеленый, как листва,
напоминает нам о бренности унылой;
а свежих планок строй, как белая плотва,
набившаяся в сеть и стянутая силой.
Тиха на даче жизнь. Лишь ночью мотыльки
стремглав летят на свет и как собаки лают