27 сентября
ПЕРЕВЕРНУТЫЙ СОНЕТ
Когда кругом свиные туши,
не прячь, не закрывай лица!
Да разве можно бить баклуши
с беспечной миной наглеца?!
Все то, что на врага обрушит
дождь разъяренного свинца...
Все то, что губит, жалит, сушит
во имя Сына и Отца...
Противоборство вод и суши,
враждой разбитые сердца.
Когда тебя несчастье душит,
художник, помни до конца:
холсты - спрессованные души
всевышней волею творца!
7 октября
ПАМЯТНИК
И я свой памятник воздвиг, пусть вовсе он не из металла; воздвиг я пирамиды книг, их мысль моя перелистала. С того и верю: не умру я весь... Поскольку время взвесит пред тем, как в вечности дыру нырнуть, освоят книги веси и грады; вновь переходя из рук в другие руки, книги то капли пермского дождя, а то мурановские миги воспомнят... Что ж, я тоже мог отважно рассуждать о Боге, предвосхищая свой итог, мол, мысли плоски и убоги, когда отзывчивой рукой само не водит провиденье, гоня полуночный покой во славу хрупкого творенья. Когда, резвясь не по годам, хотел от мрачных дум проснуться, творить - ведь это - к проводам высоковольтным прикоснуться. А если все же уцелел, поймал трепещущее слово, то твой раздвинулся предел, душа к бессмертию готова!
10 октября
* * *
Себе любую долю выбирай, как богатырь когда-то в поле чистом... У нас в России для садистов рай, ведь все мы поголовно мазохисты. У нас в России для садистов дел невпроворот, всегда кипит работа; ведь если кто-то косо поглядел, удар - и глаза нету отчего-то. У нас в России для садистов страх - излюбленное лакомство, доколе сжигать пророков будут на кострах, а несгоревших будут грызть без соли. У нас в России для садистов суд не истина, из ясель мчим в детсадик, с рожденья донимает кожный зуд и на душе зловоннейший осадок. Но даже если станешь старый хрыч, в конвульсиях забьешься, ноет глотка: залить моргала б... Требуй магарыч, ведь есть же "Ерофеич", чем не водка!
18 октября
* * *
Боксер любил боксировать
со своей тенью.
Однажды,
особенно удачно ударив,
он послал ее в нокдаун.
Тень отлежалась.
С трудом поднялась.
Обиделась
и ушла навсегда.
2 ноября
* * *
Треть жизни провожу во сне,
а две - в пустых мечтах.
Ах, до чего вольготно мне!
Живу во весь размах.
Забыв про долларовый курс,
падение рубля,
всегда смеюсь, войдя во вкус...
А плакать, что ли, бля?
Когда навеки я усну,
последняя мечта:
чтоб все же встретили весну
осенние уста;
чтоб, улыбнувшись, мол, удал
и спину не согнув,
я, как живой, в гробу лежал,
костлявой подмигнув.
1 декабря
МЕНЮ ОБЕДА ВЕЛЬМОЖИ XVIII ВЕКА
Вот вам примерное меню (я ни строки не изменю) замысловатого обеда времен Потемкина, оно доставит, коли суждено, восторг очам диетоведа и гастронома... Строгий граф, блюдя чередованье граф, любил гусиную печенку; ее в меду и в молоке мочили в давнем далеке кухарки, бойкие девчонки. Но где меню? Где сей сюрприз? Сперва идет похлебка из рябцов с нежнейшим пармезаном, потом филейка-егоза, говяжьи в соусе глаза скворчат под водочку с нарзаном; пикантный соус (соя тож) в любые кушанья хорош, им приправляли устриц даже; что ж, пусть кусается цена, аж выше всякого вина, зато поет хозяин в раже. Но вновь к себе зовет меню, я снова рифмы применю, ценилось раньше не салями; гурманы в дедовской земле любили неба часть в золе, гарнируя лишь трюфелями. Хвосты телячьи хороши, телячьи уши покроши, баранью ногу столистово возьми и вилкою листай... Потемкин, Строганов, всяк знай, вкушал изрядно и толково. Гусь "в обуви", потом бекас и голуби пленяют нас, (а голуби по-Станиславски); что ж, хочешь - горлицы возьми да устрицы... В глухой Перми порой едали так, по-царски. Десерт уж в рот не лез, зато манило вкусное гато из сладостного винограда; крем жирный, девичий и чай китайский, дескать, не скучай, всегда обеду сердце радо. Так потчевал сам Остерман, за словом он не лез в карман, а с ним тягался Разумовский... Мне кажется порой, что я пил с ними, ел, шутил, хотя сам пир не правил, не таковский. Зато запомнил сорок строк меню, зарифмовал; дай срок, еще добавлю строк с десяток, чтобы потомок истекал слюной и все-таки читал, не замечая опечаток.
23 декабря
1999
* * *
В луче проектора, в киношке, когда на части мир разъят, как над костром осенним мошки неуспокоенно кипят. И так таинственно и горько глазеть на эту толчею... Что ж, не крутись, с собой поспорь-ка, в раю ты или не в раю... Ведь эта жалкая киношка, луч в темноте и мошкара - модель вселенной... Понемножку вникай, чем кончится игра. Что я сказал? Что ты сказала? Для вечности наш звук - пустяк. И нас, как мошкару из зала, дай время, выдует сквозняк. В межзвездной пустоте, пылинки, мы будем биться и летать, пытаясь взяться по старинке за руки, слово прошептать...
12 февраля
ОТКРЫТИЕ
<Из Владимира Набокова>
Я отыскал ее в земле легенд
средь скал в лаванде и в пучках травы,
нашел внезапно средь песчаных лент,
намытых ливнем жесткой синевы.
Ее детали сразу дали знак
к молчанию: и форма, даже тень
придали привкус - это не пустяк,
открытием обогатился день.
Скульптурный секс я причесал иглой,
не повредить старался чудо-ткань,
она меня слепила синевой,
манила бахромой погладить длань.
Винт провернулся; из тумана вновь
два желтые крюка смотрели в лоб,
и марсиански скошенная бровь
никак не помещалась в микроскоп.
Я отыскал ее и окрестил,
поскольку терминолог хоть куда,
на описание достало сил,
другой не надо славы никогда.
Она спокойно на булавке спит,
она жива в несведущих глазах,
пусть энтомолог новый сохранит
мой экземпляр, великолепный прах.
Что все картины, троны, что века,
стихи, что восхищали королей,
пред вечностью простого ярлыка