- Что верно, то верно, - засмеялись вокруг.
Андрей подождал, пока установится тишина, и продолжал:
- Полюбился отцу один из новгородцев, кузнец-оружейник Мирошка Жабин.
Имя этого славного оружейника было хорошо известно слушателям, и они согласно закивали.
- Пошел отец к нему в ученики, скоро и сам стал изрядным мастером. Так что я сызмальства вертелся в кузне и пристрастился к оружейному ремеслу. А потом приехал как-то гонец от дядьев, сказал, что князь тот преставился и что зовут братья отца на съезд, чтобы решить добром, кому в нашем бывшем уделе править. Отец подумал-подумал и двинулся туда всей семьей. Была ранняя весна, когда мы в свою отчину вернулись, а к началу лета поползли страшные слухи о новых неведомых врагах, которые вторглись в половецкую степь и идут на Русь, все народы разоряя на своем пути…
- Кто же это были? - нетерпеливо спросил кто-то.
- А те самые поганые таурмены, что сейчас вновь, по прошествии четырнадцати лет, напали на вас. - Андрей осекся, потом добавил в наступившей тишине: - На Русь, на нашу родину. А сейчас воюют Торжок.
Страшные слухи тогда вскоре подтвердились: татарские воеводы Джэбэ и Субэдэй разбили войско половцев, и те бежали к Днепру, а половецкий хан Котян стал умолять галицкого князя Мстислава Удалого, женатого на его дочери, и других русских князей о помощи. «Нашу землю нынче отняли, а вашу завтра возьмут, ежели не поможете нам. Не то мы будем перебиты нынче, а вы - завтра!» - говорил он.
Собрались тогда князья в Киев на совет. Долго они совещались и согласились наконец идти на врага, чтобы принять его на чужой земле, а до своей не допустить. Мой отец тоже присоединился к походу и меня взял, хоть я был еще отрок, мне и пятнадцати лет не было. Правда, из лука я стрелял и мечом владел не хуже опытного воина. Когда стали на Днепре, не доходя Олешья, таурмены прислали к нам своих послов, и те завели хитрые речи: «Если вы послушались половцев, послов наших перебили и все идете против нас, то пусть нас небо рассудит, а мы вас ничем не трогаем». На этот раз князья отпустили послов живыми.
Когда наконец собрались все полки русские и половецкие, то Мстислав Удалой снарядил тридцать ладей, чтобы переправиться через Днепр. Я тоже, никого не спросясь, увязался за ними. В нашу ладью набилось человек сорок. Ладья осела - чуть борта воду черпать не стали. Стража поганых нас не ждала и в страхе пустилась бежать. Мы за ними. Они хотели скрыться за половецким курганом, но и тут им не было спасения. Не удалось им спрятать и воеводу своего Гембляка, которого они хотели живого закопать в кургане.
- Как это? - удивилась Александра.
- Отрыли у подножия кургана яму, Гембляк в нее сел, а они его землей присыпать стали, только отверстие для трубки из тростника хотели оставить, чтоб он дышать мог. Мы его нашли и взяли в полон, хотя он и вырывался изо всех сил, что-то кричал и плевался. Я первый его тогда заметил. Потом наши князья выдали его половцам на смерть.
- Туда ему и дорога, - пробасил Евлампий.
Афанасий вздохнул и перекрестился.
- Узнав, что все сторожевые посты разбиты, русские полки переправились через Днепр. Лучники и ратники встретились с погаными на половецком поле, победили их и преследовали далеко по степи. Потом они вернулись к своим полкам, ведя отбитые стада. Так что было чем кормить наше войско, пока мы девять дней добирались до реки Калки, перешли ее и расположились станом. Тут гляжу, Мстислав Удалой подзывает меня - видно, запомнил, что это я Гембляка нашел, - и велит подержать стремя, пока он будет на коня влезать. В доспехах он пудов шесть весил. Тут я его впервые так близко увидел: половина лица и нос белые, что всегда шлемом прикрыты, а шея и щеки загорели аж до черноты. Борода короткая, вся в завитках разного цвета - белых, рыжих, черных. Волосы русые, каким-то серым налетом покрытые, то ли от пыли, то ли седеть начали. Глаза светлые навыкате, смотрят прямо на тебя, а вроде и не видят.
Тут коренные новгородцы зашумели:
- Что мы, по-твоему, Мстислава Удалого не видели? Да мы его не один раз княжить призывали!
Имя князя никого не оставило равнодушным. Бирюк с Евлампием стали наперебой вспоминать, как Мстислав пришел в Торжок, схватил дворян, сторонников князя Святослава, родного брата нынешнего Ярослава, посадника даже заковал, а товары их на разграбление отдал - у кого, как говорится, руки дойдут. Он тогда снарядил в Новгород послов и велел им кланяться Святой Софии и гробу отца своего Мстислава Ростиславича Храброго, что там похоронен, и всем новгородцам, велел передать им, что прослышал он о насилиях, что чинил князь Святослав, и жаль, мол, ему стало родную землю.
- Узнав об этом, - добавил староста Бирюк, - мы тогда послали за ним, с великой честью призвав на княжение, а Святослава с дружиной засадили во владычином дворе, доколе будет управа над ними. Мстислав Удалой пришел и сел на княжеский стол, а мы были рады-радешеньки.
Тут Трефилыч не выдержал и тоже стал вспоминать:
- Я вот хорошо помню, как в тот год, когда в феврале месяце в первый день, в неделю сыропустную*, гром был по заутрени и все его слышали и змиев видели летящих…*
* С ы р о п у с т н а я н е д е л я - первая по масленице.
- Как же, было, - солидно подтвердил Евлампий, - и гром слышали, и змиев видели.
- В тот день я и родилась, когда знамение это было, - вздохнула Александра.
- В етот самый год, - продолжал старый рыбак, хитро прищурившись, - князь Мстислав с новгородцы на чудь и ереву* пошли и сквозь землю чудскую к морю вышли. Стали мы тогда под городом Воробиином, и чудь поклонилась князю. Мстислав наложил на них дань и дал новгородцам из нее две части, а дворянам только одну часть. Вот после етого я и хозяйством своим смог обзавестись…
* Ч у д ь и е р е в а - древнее название угро-финских племен, живших на территории нынешней Эстонии.
- Ладно, друже, - не стала вступать в спор о достоинствах и недостатках Мстислава Удалого Александра, - давайте лучше послушаем, что с князем Андреем дальше было.
- Взял Мстислав Удалой двух человек из своей дружины, и мы тайно выехали из стана, - продолжил прерванный рассказ князь Андрей. - Проехали мы не так уж и далеко, как увидели мерцание костров. Велел мне Мстислав подобраться к ним поближе, чтобы все разведать. Когда я рассказал ему, что тысячи тысяч воинов около этих костров готовят оружие к бою, понял он: предстоит великая сеча, вернулся к своей дружине и велел поскорее вооружаться, но другим князьям ничего не сказал, не предупредил, потому что между ними была большая распря, особенно с Мстиславом Черниговским да с Мстиславом Романычем Киевским…
Тут князь Андрей не выдержал и ударил со всей силы кулаком по дубовым доскам стола, так что вся посуда подпрыгнула.
- Распря! Из-за этой распри разбили нас тогда при Калке, и сейчас орда Батыя бьет князей поодиночке. Доколе еще будут Русь терзать междоусобицы?!
- Ну а дальше-то что было? Как ты в таурменское войско попал? - раздались нетерпеливые голоса.
- А дальше и вспоминать не хочется. Кончилась моя жизнь, кончилась моя свобода… Отца убили в битве, меня взяли в полон. После победы при Калке пошли поганые вверх по Днепру, а нас гнали впереди себя. Напали и на наш детинец. Все сожгли, разрушили, всех перебили. Так погибли и мать с сестрой. Потом таурмены решили избавиться от пленных, однако тем, кто владел каким-нибудь ремеслом, даровали жизнь. Узнав, что я умею ковать оружие, отправили они меня в свою столицу Каракорум, где рабом-оружейником я и пробыл целых четыре года, пока не началась у них последняя война за покорение Тангутского царства, что находится между Китаем и страной Тибет, лежащей высоко в горах. Сам великий хан Чингис был еще жив и возглавил поход. Но тангутцы, которые сродни половцам, отчаянно защищались, много досадила ему и лихая тибетская конница, бившаяся на стороне Тангута. Из-за больших потерь эзэн хан* Чингис требовал все новых и новых воинов. Так и я оказался однажды в его войске.