- Возьми, если ты вернешься к своим без них, тебя казнят. Поезжай.
Молодой монгол изумленно посмотрел на него:
- Ты возвращаешь врагу оружие и свободу?
- Нет, - спокойно ответил князь, - я прощаюсь с другом. А хану Бату можешь сообщить, что гонец не замедлит прибыть по назначению. А теперь вперед, к Евстигнею! Указывай путь, - приказал он Бирюку.
И они крупной рысью двинулись по хорошо утоптанной тропе, вьющейся среди холмов.
Амбагай долго неподвижно сидел в седле, глядя на удаляющихся всадников. Потом пристегнул саблю, закинул за плечо лук и колчан и поскакал по льду реки в сторону Торжка.
Глава IX
Новгородцы встали и вправду с первыми петухами, оседлали коней, а на захваченных после боя посадили набитые соломой чучела, завернутые в холстины, как в плащи. На «головах» у них красовались монгольские шлемы или колпаки, с боков приторочены копья и ножны мечей. Снарядили несколько саней, в которые погрузили часть оружия, белые балахоны, горшки с греческим огнем, съестные припасы для себя и овес для лошадей и под водительством Александры отправились в дальний путь к Торжку, до которого оставалось еще около ста верст.
На прощание Устинья перекрестила каждого, тихонько причитая и даже слегка подвывая. Ведь с ними уходил и ее единственный сын Кузьма. Дарья стояла молча, не сходя с крыльца, глядя в ту сторону, куда направлялся отряд, и только раз перевела взгляд на рыцаря, посмотрев на него с такой тоской, что Иоганна всего обдало жаром.
Хотя вместе с крестьянином Кузьмой их было всего одиннадцать человек, вид отряда казался весьма внушительным: ведь каждый вел в поводу одну или две лошади с чучелами, посверкивающими наконечниками копий, щитами да шлемами, привезенными из-под Ильиной горки.
Первый раз заночевали на речке Поведь. Повалил снег, так что двигаться дальше было тяжело, пришлось ждать рассвета. Тронулись в путь, когда прояснилось. В морозной пыли стали попадаться быстрые татарские разъезды, но, не желая ввязываться в бой с большим и хорошо вооруженным отрядом урусов, помаячив вдалеке, бесследно исчезали, вызывая смех и шутки. Только рыцарь и Александра ехали молча, погруженные каждый в свои думы. Но вот боярышня, придержав коня, дождалась, пока рыцарь поравняется с ней, и негромко спросила:
- Дядя Иоганн, ты полюбил Дарью?
- Да, Алекса, полюбил, - ответил Штауфенберг несколько смущенно, но твердо. - За годы странствий я с разными женщинами сближался, а вот что такое любовь, не знал. А теперь узнал. Так узнал, что даже на Дарье Пантелеевне жениться готов был.
- А что же раздумал? - насмешливо спросила Александра Степановна.
Но рыцарь не принял ее тона и отвечал серьезно и даже сумрачно:
- Видишь ли, она один раз уже овдовела. А ведь ты сама прекрасно, что нас всех ждет, знаешь… Зачем же мне второй раз ее вдовой делать?
- Умный ты человек, дядя Иоганн, - с какой-то непонятной рыцарю болью сказала боярышня, - а некоторых простых вещей не понимаешь. Думаешь, ты хорошо поступил, благородно? Нет. Тебе это только кажется, а на самом деле ты поступил плохо, очень плохо.
- Почему? - удивился рыцарь.
- А потому, что если бы ты женился на Дарье да выкуп за нее уплатил, то она стала бы свободной. Теперь уразумел? Сам-то ты превыше всего вольную волю ценишь, - сказала Александра, как отрезала.
Рыцарь настолько оторопел, что даже остановил коня, поскакал было назад, потом вернулся. Видно было, что нелегкие думы одолевают его.
- Благодарствую, боярышня, ты преподала мне хороший урок мудрости, - пробормотал он. - А что такое мудрость? Талант дается Богом, ум - родителями, а мудрость - только совестью да еще опытом. Опыта у тебя пока маловато, а вот совесть - само твое естество! Castis omnia casta*. Почему же ты раньше мне ничего не сказала?
* Чистым все кажется чистым (лат.).
Александра промолчала.
Так они и ехали до самого вечера по льду замерзших рек и озер.
Ночной привал устроили уже недалеко от Торжка, скрытно, в густом еловом лесу на высоком берегу Тверцы. Подвязали лошадям торбы с овсом, разожгли костерок в ложбинке. Прошлогодний сушняк горел без дыма, давая сильное и короткое пламя.
Сюда доносились глухие удары пороков, непрерывно, ночью и днем, бьющих в городские ворота.
Не только люди слышали этот монотонный грохот - чуткие, подрагивающие уши волков улавливали и глухие удары стенобитных пороков, и звон оружия, и треск рушащихся стен и кровель, крики и стоны. Оголодавшие за зиму волчьи стаи стягивались к Торжку, в окрестные леса. Днем они не смели приблизиться к городу, даже не выходили на опушки, но затаивались и ждали. Молодые волки подвывали и поскуливали от вожделения. Влажные черные носы их на большом расстоянии чуяли запах гари, раскаленного металла, паленого волоса, ненавистный и опасный запах человека, острый, струящийся и влекущий запах крови. Мускулы на ногах и груди сами собой напружинивались. Однако вожаки - самые умные и опытные волки - до поры удерживали свои стаи в укрытиях. И волки ждали, терпеливо ждали. Они ведали, что час их придет, придет неотвратимо, что скоро мяса хватит на всех, и все новые и новые стаи стягивались к Торжку…
Вечерело. Солнце зашло, но еще тянулись долгие сумерки. Неожиданно один из охотников, сидевших у костра, щербатый молчаливый Прохор, бесшумно поднял лук, натянул тетиву и послал стрелу куда-то в темноту.
- Что это ты? - с недоумением спросил Евлампий.
Прохор, не отвечая, направился к кустам и вытащил оттуда убитого наповал молодого волка. Он бросил его неподалеку от костра.
- У Прохора где голова, там и рука, - похвалил Трефилыч, пробуя свое варево, которым остался вполне доволен.
Сам же Прохор, сдвинув колпак и почесав в потылице, с некоторым удивлением сказал:
- Что ж его сюда занесло? Шалый какой-то. Видно, ненароком.
- Убери, - тихо попросила Александра.
Прохор послушался и отволок волка за хвост в сторону.
После трапезы все улеглись недалеко от костра, кто подстелив лапник, кто в санях. Только Александра и Иоганн стали тихо обсуждать дальнейшие планы на нынешний день.
- Сколько войска сейчас Торжок воюет? - спросил рыцарь.
- Князь Андрей говорил, что Субэдэй привел под Торжок тысяч тридцать сабель. Но, судя по тому, что мы слышим удары пороков в ворота, он до сих пор не проник в город…
- Мы должны попытаться чем-то новоторжцам и русским пленным помочь, пока Батый сюда всю свою орду не привел, - проговорил Иоганн и решительно зажал в кулаке свой острый бритый подбородок.
- Но как же нам попасть туда, если город со всех сторон окружен высоким забором? - покачала головой Александра.
- Надо поближе подобраться, забор поджечь, пролом устроить, дорогу пленным освободить…
Рыцарь не успел договорить, как боярышня вдруг вскочила и схватилась за меч. В неверном зыбком свете забрежившего дня он увидел, как откуда-то из чащи появились и стали приближаться две припушенные снегом фигуры верховых. Сторожевой охотник сделал успокаивающий знак рукой. Вглядевшись, Александра Степановна и сама узнала Бирюка и Силантия. Их было только двое. Но где же князь Андрей? Его помощь была сейчас так нужна!
- Как вы так быстро нашли нас? - не могла сдержать нетерпения боярышня.
- Аз есмь охотник, - только и проворчал Бирюк, спешиваясь. - От Горшковичей мы двинули напрямик.
Набухшие от усталости веки почти прикрыли и без того маленькие глазки старосты.
- Где князь Андрей? Что с ним? - продолжала допытываться Александра.
Бирюк хмуро молчал. Боярышня настороженно взглянула на Силантия, который снимал седла и протирал взмыленных коней.
- Окаянные и нечестивые сыроядцы всю семью Евстигнея, жену и детей, злой смертью избиша, - ответил на ее немой вопрос Силантий, стараясь не смотреть на боярышню. Потом губы его скривились в какое-то подобие улыбки. - Опричь Ксюши, - добавил он.