Бату с непроницаемым лицом сидел на троне. Труп и отрубленную голову Чинкоя уже убрали. Перед ханом, брошенный ниц тургаутами, лежал боярский сын Федор Ярунович. Молодой красавец ноян с блудливыми глазами успел сорвать с него кожух и толкнуть на то самое место, где недавно был заколот Бэлгутэй. Бату приказал ему встать, Федор с ужасом обнаружил, что его руки и полы пестрядинной свиты испачканы кровью. Бату заметил этот испуг и спросил презрительно:
- Кто ты и кто прислал тебя?
- Я новгородец, гонец князя Переяславского, Киевского и Новгородского Ярослава, сына Всеволода Большое Гнездо, - как всегда подобострастно ответил Федор.
- Это не брат ли разбитого нами наголову и павшего в бою великого князя Юрия?
- Родной брат, - со вздохом подтвердил посол.
- Так, - презрительно скривился Бату, - мои войска по дороге сюда разгромили какой-то Переяславль-Залесский. Не тот ли это город, где княжил твой господин?
- Да, да, - с готовностью подтвердил боярский сын. - Это его отчина, его родовое княжество.
- Ну что же, такая же судьба ждет и Новгород, если твой князь не покорится мне, - сурово сказал Бату. - А ты будешь убит, как лазутчик, да и твой господин последует за своим братом.
На глазах Федора выступили слезы, и он с трудом, дрожащим голосом произнес:
- Нет такой силы, которая могла бы противостоять тебе, о великий хан. - И он упал на колени. - Я не лазутчик, готов служить тебе, и мой князь покорится тебе, а вот покорится ли Новгород, не знаю…
- Я не великий хан, - остановил его Бату и продолжал назидательно: - Великий хан, мой дядя Угэдэй, далеко отсюда, в столице вселенной Каракоруме, а я лишь верный подданный. Меня все называют Саин хан, что значит «Добрый хан». И в этом ты еще успеешь убедиться, когда тебе отрубят голову, если ты не объяснишь, как может не покориться Новгород, если покорится его хан, его повелитель?
- Новгород сам себе господин, - чуть ли не простонал Федор. - Князь и его дружина даже не могут жить в городе или купить в нем дома и землю, как и в волостях. Они живут в отдалении от Новгорода, когда новгородцы приглашают их к себе в военачальники и судьи, а когда захотят - могут сместить и выгнать. Как вече решит. Вот и сейчас князь Ярослав заперся в своих хоромах на Городище, поодаль от Новгорода, а посадник с тысяцким сами решают, что делать.
- О Тенгри - вечное божество, синее небо! О Этуген - богиня земли! - вскрикнул Бату. - Араты* выбирают и смещают ханов, повелевают ими! Ничего подобного я никогда не видывал и не слыхивал.
* А р а т ы - здесь: простые люди (пастухи).
- Да, Добрый хан, но на вече верховодят роды боярские.
Бату с интересом продолжал допрос:
- Выходит, князь Ярослав уже не имеет власти в Новгороде?
- Кто знает, может, и имеет, - вздохнул Федор. - Новгородцы не раз испытали его крепкую руку. Могут и призвать вести их против тебя. Ведь все города новгородской земли уже ополчились: и Псков, и Руса, и Ладога, несть им числа… Если ты пощадишь меня, Добрый хан, я готов служить тебе и буду обо всем доносить. - И он ударил лбом о ковер, отчего у него уже и на лице появилось кровавое пятно.
- Скажи сначала, зачем хан Ярослав прислал тебя ко мне?
Федор собрался с духом, встал с колен, исподлобья внимательно посмотрел на иноплеменника, прикинул, как еще лучше угодить, и ответил, пытаясь сохранить достоинство:
- Князь Ярослав предлагает тебе вступить с ним в переговоры. Ведь не век длиться войне. Он может быть тебе союзником, если ты отныне сделаешь его великим князем, отдашь ему стол его брата великого князя Юрия во Владимире и не пойдешь на Новгород.
- И это все? - фыркнул Бату. - Его отчину Переяславль-Залесский я разгромил, в Новгороде он уже не князь, у него ничего не осталось. Очень мне нужен такой союзник!
Федор стоял ни жив ни мертв, свесив голову.
Хан сурово продолжал:
- А тебе сейчас дадут четырнадцать палок и выбросят из моей юрты. Считай, что ты еще дешево отделался.
Федор побледнел, дыхание стало вырываться из груди со свистом, потом он вдруг выпрямился, чувствуя, что ему уже нечего терять, и сказал внушительно:
- Князь Ярослав велел преподнести тебе для почина вот этот дар. - И боярский сын развязал тщательно примотанную к животу и спрятанную под рубахой калиту со свисавшей княжеской печатью.
Бату кивнул нояну, и тот отсек кинжалом княжескую печать, а потом высыпал из объемистой калиты прямо на трон около Саин хана нити жемчуга и янтаря, красные, голубые и зеленые самоцветы: рубины, сапфиры, изумруды, искусной работы золотые и серебряные браслеты, колты и перстни. Лицо Саин хана оставалось непроницаемым, а Федор уставился на золотое и серебряное узорочье, на камни-самоцветы с великой завистью. Хан махнул рукой, и весь блеск, все переливы красок исчезли опять в темном чреве калиты, как не бывало…
- С этого надо было начинать, - скривил губы Бату, но глаза его невольно блеснули. - Это все, с чем ты пожаловал?
- Нет, не все, - сказал вновь осмелевший Федор, - князь передает, что исполчается Новгород силою великою, чтобы защитить свои древние вольности, отовсюду поднимаются рати могучие, неисчислимые, перед общей опасностью забудут новгородцы все свои распри и голки, привлекут к себе все сердца. Он советует, пока не поздно, повернуть твои войска вспять…
Щелки глаз Бату совсем скрылись за припухшими веками.
- Помоги Ярославу стать великим князем, и он не останется в долгу…
- Да, конечно, - процедил сквозь зубы Бату, разглядывая печать Ярослава. - Об этом я позабочусь. Отведи его к Субэдэю, - кивнул он нояну со змеиным поясом, - пусть расскажет, где расположены тверди и засеки на пути к Новгороду.
Федор вышел из юрты, мелко крестясь, пятясь задом и низко кланяясь. Ноян последовал за ним.
Когда они ушли, Бату открыл калиту с дарами Ярослава и стал внимательно разглядывать каждую вещь, наконец выбрал золотой браслет, недавно украшавший запястье Федосьи, и отложил его в сторону, потом повелел, чтобы шаманка привела пленную уруску.
Услышав голос предателя, показавшийся ей чем-то знакомым, Александра впала в тяжелое забытье, так что чародеица долго не могла привести ее в чувство, - такое волнение могло и убить раненую… Услышав повеление хана, чародеица с трудом приподняла Александру Степановну и опять повела к трону. Однако боярышня мягким движением отстранила ее и пошла сама медленно, но твердо.
Рябой толмач из пленных не выдержал и отвесил боярышне поясной поклон.
- Ты ее знаешь? - спросил Бату.
- Это единственная дочь посадника новгородского Михалкова, - ответил толмач.
Бату встал, подошел к Александре и быстро надел ей на руку золотой браслет:
- Ты достойна носить этот мой дар. Оказывается, ты дочь новгородского эзэн хана. Отныне тебе будут оказывать все почести.
- У нас нет ханов, - холодно ответила Александра, возвращая браслет. - А мой отец только исполняет волю людскую.
Бату скривил губы, сказал презрительно:
- Вот я и возьму в полон весь ваш народ, как взял тебя.
- Бог не допустит, - прошептала боярышня, осенив себя крестным знамением. - Неужели с тех пор, как вступил на нашу новгородскую землю, ты так ничего и не заметил? Плохие же у тебя, хан, глаза. Где тебе воевать с Великим Новгородом…