Усадив гостя, Субэдэй опустился возле него на подушки. Лицо его было непроницаемо и неподвижно.
- Я знаю, храбрый баатур Аджар, что ты очень устал, - негромко сказал он, - за время долгого пути из Каракорума, от императорского дворца самого великого хана Угэдэя, да продлит вечное небо его счастливые дни, что скрыты от посторонних глаз высоким земляным валом…
- О какой усталости может идти речь, когда до беседы со мной снизошел сам великий полководец Субэдэй! Только позволь напомнить тебе, что императорский дворец окружен кирпичной стеной, а земляным валом обнесена вся наша главная ставка - Черный лагерь.
- Да, да, - помаргивая, согласился Субэдэй. - Прости меня, старика, я стал все забывать, все путать, - сокрушенно закончил он. - Но позволь отнять у тебя еще немного твоего драгоценного времени, прежде чем ты снова отправишься в путь, чтобы как можно скорее добраться до берегов Орхона, мне очень нужен твой совет.
- Охотно дам тебе совет, если смогу, доблестный Субэдэй. Только все это больше похоже на допрос, а не на дружескую беседу. Я без оружия, сидит бичэги, который записывает за мной каждое слово.
Субэдэй всплеснул руками:
- Как, этот негодный мальчишка, ноян, позвал тебя прежде, чем ты получил свое оружие?! Я накажу его. Но тебе нечего беспокоиться - ты в гостях у друга. А бичэги - тут ничего не поделаешь, как ни горько, но приходится признаться - старость берет свое: я хорошо помню, что было много лет назад, а вот то, что произошло вчера или даже сегодня, забываю. Чтобы вкусить от плода твоей мудрости, я должен удержать все если не в своей дырявой памяти, то хотя бы на бумаге. Видишь ли, баатур, я хотел бы знать, как ты доложишь великому хану Угэдэю о времени встречи твоего коня и коня Саин хана здесь у креста, которым урусы отмечают перекрестье двух дорог. Это произошло в час тигра, я правильно говорю?
- Нет, доблестный Субэдэй, - как можно спокойнее ответил Аджар, - ты ошибаешься. Это произошло в час зайца.
- А я думаю, что солнце должно было осветить через тоно секцию тигра, когда ты приехал.
- Ты был бы прав, о мудрейший, если бы юрта стояла у нас в Каракоруме и дело было летом. А здесь, на севере, зимой все меняется.
Субэдэй поднял на Аджара внезапно налившийся кровью глаз и прохрипел:
- Э, да ты гораздо опаснее, чем я думал. - И он трижды хлопнул в ладоши.
Вошел молодой ноян.
- За то, что ты привел гонца великого хана ко мне до того, как ему вручили оружие, ты получишь четырнадцать палок, - сурово сказал Субэдэй.
Аджар не смог скрыть улыбку. Хозяин сделал вид, что не заметил этого.
- Не может ли достойный гонец великого хана, да продлится его царство вечно, дать мне еще раз взглянуть на пайдзу?
- Охотно, - ответил Аджар, отстегнул ремешок, продетый через круглое отверстие в пайдзе, и передал ее полководцу.
Субэдэй приблизил золотую пайдзу почти к самому лицу и стал читать вслух выгравированную надпись:
- «Вечною синего неба силою, имя хана Угэдэя да будет свято. Тот, кто не исполнит приказа, должен быть убит». - Тут он недобро взглянул на Аджара, потом единственный зрячий глаз полководца широко раскрылся, и из него медленно выкатилась и потекла по щеке мутная слеза.
Аджара липким холодом пронзило чувство смертельной опасности. Он пристально взглянул на Субэдэя, который не отрываясь продолжал смотреть на изображение кречета. При этом сам он напоминал хищную птицу, вырезанную из желто-зеленого нефрита, левый незрячий глаз был всегда прищурен и слегка моргал. Аджар знал, что перед ним военачальник, не проигравший за свою долгую жизнь ни одного сражения, человек, коварством и умом превзошедший самого Чингисхана.
Наконец, сделав над собой усилие, Субэдэй оторвал взгляд от пайдзы и вернул ее Аджару.
- А теперь, - сказал он нояну, - иди и расставь два круга вооруженной стражи вокруг юрты: первый круг - на два шага от юрты, воин от воина на три шага; второй - на десять. Никого не впускать и не выпускать без моего приказа.
- Даже Саин хана? - спросил ноян, приподняв тонкие брови.
- С каких пор я должен дважды повторять приказ? - вкрадчиво осведомился полководец.
Ноян побледнел, стал пятиться к выходу.
- Убирайся, - приказал Субэдэй писцу.
Тот быстро собрал принадлежности для письма и, непрерывно кланяясь, засеменил вслед за нояном.
Когда они вышли, Субэдэй сказал Аджару:
- Видишь ли, у меня к тебе есть еще несколько вопросов, и ответы на них я надеюсь запомнить и без бичэги.
Аджар молча склонил голову. Субэдэй резко поднял ее за подбородок своей жесткой, шершавой ладонью и уставился в глаза князя.
- Ты хорошо знаешь нашу монгольскую жизнь, ты бывал в Каракоруме, но ты не монгол, ты не гонец великого хана. Ты самозванец! Ты урус или кипчак. Я понял это почти сразу. Ты все-таки выдал себя. Молодой Саин хан и его безмозглая свита ничего не заметили. Но хотя у меня один глаз, меня трудно провести, я хорошо вижу. - И брезгливым жестом он оттолкнул от себя Аджара. - Ты приехал на коне белого священного цвета, ты думал, что так и подобает гонцу великого хана, но ты ошибся! Настоящий гонец никогда бы не выбрал белого коня, пускаясь в такой далекий путь: они привередливы в еде и легко умирают.
- Мой конь пал в бою с урусами. Только поэтому я пересел на захваченного у них белого жеребца, - снизошел до пояснений Аджар.
- А пайдза? - Тут Субэдэй усмехнулся еще более зловеще. - Это действительно пайдза гонца великого хана. Только выдана она была моему внуку Долбану. Я узнал ее по зарубке на крыле кречета. - Он воздел руки к небу и издал стон, больше похожий на рычание. - Пайдзу у моего внука могли отнять только с жизнью! А теперь, если не хочешь, чтобы с тебя живого содрали кожу, раздробили все кости, рассекли грудь и вырвали сердце, отвечай на мои вопросы, отвечай быстро и правдиво!
- Хорошо. Я буду говорить правду: приказ об отступлении отдан, а смерти я не боюсь.
- Кто ты? Почему не похож на уруса?
- Я князь Андрей. Моя мать половчанка.
- Как умер мой внук?
- Как подобает храброму и мужественному воину. Он погиб в бою.
- Кто убил его?
- Я, - помедлив, ответил князь.
- Где его останки? - надтреснутым голосом спросил Субэдэй, и стало видно, что он действительно стар.
- Я сам похоронил его под каменным курганом вместе с оружием и конем, как велит обычай монголов, - печально сказал Андрей.
- Благодарю тебя, вечное небо, хотя бы за это, - пробормотал полководец и низко опустил голову.
- Я убил его на своей, на русской земле, на которую вы принесли войну и смерть. Мне не жаль твоего внука, хоть это и был смелый и красивый человек, но ведь не мы пришли к вам с войной, а вы к нам! - В волнении князь Андрей хотел было встать, но волкодавы зарычали и изготовились к прыжку.
Субэдэй остановил их знаком руки.
- Продолжай, - сказал он.
- Пятнадцать лет назад вы тоже пришли на нашу землю. Это ты командовал войском, когда в сражении неподалеку от Дона был убит мой отец вместе со всей дружиной. Это твои воины закололи мою мать и сестру, истребили почти всех, кто жил на городище. Я сам был ранен, попал в плен и был отправлен в Каракорум, как оружейник. Сначала я ковал оружие, потом меня стали брать в походы как простого чэрига, потом я стал нукером, арбан-у-нояном, а одиннадцать зим тому назад сам Повелитель вселенной сделал меня минган-у-нояном после взятия тибетского города. Но все это время я мечтал только об одном - о возвращении на родную землю, в Новгород. И вот я наконец дома.