Выбрать главу

--Таких мест в нашем краю, сколько хочешь. Само наше положение на перепутье путей -- красное золото. Делать дело, а не мечтать нужно. Все понятия перепутали, вот ты и открываешь их заново.

-- Чудеса прямо на глазах, невероятно! -- Игнат показывал товарищу на обрушившуюся землю.

-- Невидаль что ли?

--Ты что, чуда не видишь?! -- показывал рукой, восхищаясь, удивлялся Игнат создаваемому природой на их глазах сюжету.

Перед ними невероятная картина -- самый верхний слой почвы среза, пронизанный и увязанный корнями, завис, держался в общем сплетении корневой системы, не позволял живому ковру упасть с высоты. Деревья, кустарники, как в гамаке, качались над кручей, удерживали своими корнями землю -- пласт питающей их почвы. Над ними с криком летали птицы.

-- Вот теперь верю, что всё борется за выживание, -- Евгений, не отрываясь, смотрел на чудо. Ему казалось, что природа взяла у людей привычку раскачиваться в гамаке. Посмотрев на Игната, сказал, как будто только что открыл для себя что-то новое:

-- А может быть, привычку отдыхать, раскачиваться в гамаке мы переняли у этих мест и никакие мы не первооткрыватели?

-- Если бы не гул, попали бы мы под обвал, -- заметил Игнат.

У них на глазах один из камней сорвался с самого верха кручи, в полёте ударился о большой валун, подскочил и с оглушительным грохотом упал у противоположного берега реки. Звук удара заложил уши. Лес ответил звонким эхом перекатов грома. В ушах не пропадал гул.

-- Что это, вечное эхо? -- спросил Евгений, радуясь и протирая уши.

Внимательно присмотревшись, увидели, что рядом в мутной воде всплывала оглушённая рыба. Шевеля хвостом, жабрами, старалась себя оживить. Игнат, показывая на реку, заметил:

-- Сейчас, как эти рыбки, спасались бы на течении.

-- Удар как взрыв, -- удивился Евгений.

-- Помнишь, сколько снарядов на свалке, что на берегу Двины у фабрики разрядили? -- сейчас по случаю, Игнат напомнил их суровое, ушедшее в историю послевоенное школьное время.

Глаза Евгения загорелись, он вспомнил те дни, когда подростки рисковали жизнью за кусок хлеба для семьи:

-- Разве забудешь, как скобами от плотов переворачивали свалку горелого военного мусора над Двиной? Ничего не боялись.

-- Я старался искать не распакованные ящики снарядов, с ними безопасней работалось. Снаряды были в консервации -- совсем малые при обезвреживании потери. Правда, копать приходилось глубже, зато находились и наганы, -- Игнат до мелочей помнил случаи своих находок при раскопках.

-- Я тоже в те дни немало собрал меди, гильзы, целые снаряды попадались от тяжёлых орудий. На выручку от сдачи цветного металла купил тетрадей, чернил на школьный сезон себе и брату с сестрой, -- радовался Евгений выпавшей тогда на его долю удаче.

-- Мне и сейчас хочется взять лопату и раскопать свалку до основания. Мы перебирали только верхний слой земли. Когда я копал глубже, там военного "добра" было, сколько хочешь, всё осталось, засыпалось нами,-- сожалел Игнат, рассказывая о своих поисках медных запасов на склонах Западной Двины.

-- Нечего войну тревожить, пускай всё в земле сгниёт само. Теперь я даже за деньги не копался бы на свалке: один удар скобой по капсюлю снаряда -- и тебя нет, повезёт, если останешься жив. Помнишь случай Штительмана? Так это ему очень повезло.

Им вспомнилась солнечная летняя погода. Солнце сушит землю так, что Двина превратилась в мелководную речку, по которой мог пробираться среди отмелей только колёсный пароход "Колхозник". Своими лопастями он бил по воде, будто старался приподнять себя. А по берегу сновали в поисках случайных находок школьники, их вид рисовал озабоченных по жизни мальчишек. Руки в саже, лица в копоти выдавали неутомимых искателей.

Слова Евгения напомнили, сколько увечий принесла ребятам добыча меди среди военного мусора.

-- Этого я не забываю. Разорвался в руке запал от гранаты -- мальчишке раздробило пальцы. Хорошо, что "игрушку" он держал подальше от лица, -- сказал Игнат. -- На такие мелочи тогда внимания никто не обращал. Было обычным.

-- Метка на всю жизнь. Инвалид то ли войны, то ли мирного времени. К кому нас таких нужно относить? -- рассуждал Евгений.

И теперь, когда Игнат проезжает через Двину по новому мосту около той фабрики, его взгляд невольно ищет то место и уже не может от него оторваться. Тот случай и сейчас перед глазами в мельчайших подробностях.

Красивая диковина обрадовала мальчишку-школьника, у всех на виду проверил её на цветной металл обычным для них образом -- поцарапал, положил на битый обгоревший кирпич и ударил скобой. Взрыв и плач.

-- Немцы мальчишку не тронули, а после войны -- инвалид, -- прервав мысли, с сожалением проговорил Евгений.

Перед глазами Игната снова свалка и копающиеся в горелом мусоре мальчишки, перебирающие металлическими скобами каждую пядь над Двиной. Их было так много, что даже сейчас рябило в глазах. Была конкуренция, всегда хотелось, чтобы кто-то не пришёл, остальным досталась его доля. Игнат в воспоминаниях улыбался тому времени. Перед ним были "муравьи", поселившиеся на свалке, они неутомимо работали без отдыха с утра.

Картины прежних лет из памяти не уходили, уцепились крепко, обрастая всё новыми подробностями. С грустью напомнил:

-- Были мы, к сожалению или радости, малолетними "сапёрами", которым время "год за три" не отпустило, потом всеми позабылось.

-- Боевое траление на море и после войны считалось подвигом, -- с грустью заметил Евгений -- сожалел, что их тревожное детство и то время прошли для истории бесследно стороной.

-- Для нас в 45-ом году война не закончилась, -- напомнил Игнат особенность их необычного прошлого.

Хорошо помнилось, что для подростков тогда основательно прижилась как мера награды поговорка "Родина вас не забудет". Такой была плата за их добрые дела. Лишения, невзгоды тогда считались обычными -- подвиг совершался на фронтах -- тыл для победы в битвах не считался первой необходимостью. Эти традиции остались для их поколения в памяти навсегда.

-- Мы, проскочившие передовую не один раз, свой долг выполнили, выжили и выстояли. Упрекнуть нас не в чем -- твёрдо говорил Евгений, это были слова уже истории. Вспоминая отмену карточной системы, он напомнил:

-- Хлеба получали больше, с голоду не умирали.

-- А куда пропала коробка с запалами, которую ты отыскал среди ящиков снарядов? -- спросил Игнат.

-- Шурик Масленников себе забрал, -- ответил товарищ. -- Увидел, как я посвистываю в запал, схватил мою руку и попросил показать свисток.

-- И ты отдал?!

Евгений напомнил важный аргумент для необычного подарка:

-- Он сказал мне, что от такой забавы можно лишиться головы, а если повезёт, части лица. Подумав, коробку с запалами я отдал ему. Подальше от греха. Он же боксёр и старше нас, отказать ему не смог.

-- Тогда все жили одной семьёй, как родные братья, -- Игнат вспомнил то подающее надежды время.

Евгений тут же напомнил интересный период их времени -- суровый, но подаривший им будущее и все краски жизни:

-- Помню, что кругом всё кипело. Восстановление и строительство новых заводов и фабрик. Каждый год снижение цен. Мы нужны были грамотными, нас ожидала учёба и работа.

Это крушение земли у кручи было не единственным эпизодом, поразившим Игната своей непредсказуемой силой. Поэтому стихия всегда помнилась ему всемогущей.

Как сейчас перед глазами растревоживший сердце эпизод, который для его участников чуть не закончился трагедией. Об этом постоянно напоминает пустынное место над крутым склоном. Там некогда росло могучее дерево. Под ним обваливалась земля, уносилась рекой, а оно стояло, как исполин. Под его кроной никогда Игнат не отдыхал -- что-то таинственное чудилось ему вокруг этого гиганта. Так и в этот раз сел у воды на камень, наблюдал со стороны, как тревожно над кручей колышутся ветви дерева -- погода с утра была неустойчивая, а сейчас портилась на глазах. Предчувствие неминуемой беды будоражило, сжимало сердце, заставляло не отводить глаз от стонущего дуба. Хотелось спросить его, посоветовать и подбодрить: "Не держат корни, пропала опора? Одолжи землицы у кручи, обопрись на неё. Крепись, ты же дуб, из нас самый стойкий, ты для нас пример в этой жизни".