На самом деле степень доктора богословия никак не могла достаться Лойоле. Для ее получения требовалось погрузиться в науку с головой на целых 12 лет, а он не мог потратить столько времени на учебу, поскольку видел свою цель в другом. Конечно, пройдя такой длительный и трудный путь, Игнатий давно пересмотрел свою изначальную наивную мечту стать святым. Перед ним стояли куда более конкретные задачи — он видел критическое состояние Церкви и брожение умов современного ему общества. Да и Святая земля больше не представлялась раем, но лишь нивой, требующей возделывания. Оставалось лишь выяснить, куда именно Господь пошлет его и его общников.
Они планировали покинуть Париж и собраться в Венеции, ибо оттуда отходили корабли в Святую землю. Общники договорились ждать возможности отплытия не больше года. Если за это время паломничество так и не сложится, они примут это как знак от Бога и пойдут к его наместнику на земле — папе, предлагая себя для служения.
В 1535 году у Лойолы вновь обострились проблемы со здоровьем. Судя по «Автобиографии», «…каждые 15 дней его мучила боль в желудке, продолжавшаяся целыми часами, из-за которой у него начиналась лихорадка. Однажды боль в желудке продолжалась у него 16 или 17 часов кряду». Беда усугублялась неустроенностью студенческого быта. Принимая во внимание характер болезни Иньиго, он нуждался в особом режиме питания, в полном спокойствии, да и гигиенические возможности общей клетушки общежития оставляли желать лучшего. Стало ясно: если все останется как есть, то желудочные колики сведут Лойолу в могилу. Друзья предложили своему руководителю сменить место жительства. Например съездить на родину.
Перед самым отъездом внезапно выяснилась неприятная вещь: инквизиция снова заинтересовалась неугомонным баском. Поговаривали, будто Лойола переполнил чашу терпения ректоров, магистров и инквизиции, в открытую устроив какую-то секту, и теперь уж ему точно не отвертеться, ибо процесс против него уже открыт.
Инквизитор Парижа Валентен Льевен из ордена проповедников, как некогда его предшественник Матео Ори, действительно получил ряд жалоб. Правда, как и его предшественник, он не счел нужным реагировать. Лойола официально занимался теологией в доминиканском монастыре, выказывал «великое усердие», и его преподаватели вполне могли бы дать ему наилучшую характеристику. Кроме того, Льевен и без этих свидетельств знал Лойолу как страстного и убежденнейшего католика. Тот неоднократно приводил к нему людей, прежде склонявшихся к протестантизму, но потом под влиянием Лойолы и «друзей во Господе» изменивших свою точку зрения. Эти люди во множестве приходили к инквизитору, чтобы официально покаяться и отречься от прежних еретических взглядов.
Учитывая вышесказанное, Валентен Льевен не торопился верить новым наветам, но Иньиго все равно волновался. Ведь, собираясь уезжать, он оставлял в Париже друзей и не хотел, чтобы их привлекли к ответу вместо него. Кроме того, слухи и сплетни вокруг его имени уже надоели. Парижане, не желая вникать в реальную историю взаимоотношений между Лойолой и инквизицией, продолжали раздувать из мухи слона и злословить.
Игнатий поступил по своему обыкновению. Он отправился к Валентену и прямо спросил, какие обвинения против него выдвигают и что намерен предпринять по этому поводу господин инквизитор. Тот признал: доносы действительно имеются. В последнее время довольно многие рассказывали, будто лиценциат Лойола совращает людей при помощи некоей книжечки, которую сам написал специально для подавления воли других. Доминиканец Льевен, принадлежавший к ордену, почитавшему ученость, весьма заинтересовался таинственной книжечкой и попросил ознакомить его с указанным опусом. Иньиго отдал доминиканцу экземпляр «Духовных упражнений» и отправился восвояси.
Брат Льевен, прочитав записи, «крепко их похвалил и попросил паломника оставить ему копию, что тот и сделал». Инквизиция официально вынесла одобрение «Духовным упражнениям», но Иньиго это не устроило. Ведь подобная история с подозрениями, судом и оправданиями уже случалась с ним, причем не один раз. Пускай его всегда оправдывали, а свои тюремные злоключения и страдания он посвящал Господу, но мазохистом-то Лойола точно не являлся. И тратить силы и время на постоянные разбирательства ему совершенно не хотелось.