История разлада глубоко тронула Раяна. Мозаика в его голове сложилась, и теперь он мысленно обязался объединиться с Кристофом против его врага, но чем же он мог помочь?
– Тогда что же нам делать?
– …
Мальчик вопросительно глядел на мужчину. В голову не приходило ничего интересного. Он глубоко задумался, тихо замычав для усиления мыслительного процесса, вспоминая сегодняшний день, отца, брата и весёлые приключения отважной троицы, но всё ещё ничего примечательного.
Затем Раян окунулся ещё глубже – в раннее детство, в постоянные подтрунивания его одногодками, в немые издёвки взрослых, окрестивших маленького принца неудачным вложением, а всё из-за слабости мальчика, его болезненного неумения пользоваться огнём и странного цвета волос. Принц до сих пор помнил, как прятался от недоброжелателей в саду, в спальне матери, в тайном, даже для Томаса убежище за внутренней панелью шкафа.
«Стоп, убежище!» – наконец вспомнил юноша, молча извлекая скомканное письмо из штанин, бесполезное для него, но, возможно, служащее подсказкой в важном деле Кристофа.
Мужчина не стал спрашивать. Он просто взял протянутое ему послание и стал пристально его изучать, изредка удивлённо восклицая.
– Где ты это нашёл? – с дрожащими руками спросил мальчика Кристоф.
Раян виновато молчал, перебирая взглядом распустившиеся розы. Не расспроса он ожидал от именитого учёного столицы.
– Да не буду я тебя ругать, просто скажи, – обнадёжил мужчина.
– Сначала ты скажи. Скажи о чём там написано! – поставил условие маленький принц, резко, но аккуратно выхватив смятую бумажку из рук собеседника, – Ты ведь можешь читать эти символы. Я точно видел! – возмутился он, выпятив вперёд обиженный подбородок.
– Обещаешь сказать, где нашёл, если я расскажу тебе, что просишь?
– Обещаю, – утвердительно кивнул головой Раян.
– Ладно, тогда слушай. Это письмо адресовано некой Анжелике. Твоя мама просит больше не дожидаться её в храме эльбрах, – припоминал Кристоф содержание мятого очерка, – Видимо, послание написано в то время, когда Кайон запретил Эилин выбираться из столицы. И, судя по нему, она горячо об этом переживает. Складывается впечатление, что эта неизвестная барышня – подруга Эилиноры, и она хотела помочь ей в тяжёлый момент жизни. Только вот чем?..
– Что за храм?
Ученый молчал. После прочтения он находился в глубокой задумчивости. Размышляя над письмом, Кристоф часто вздыхал, томно и протяжно, словно знал упомянутую в нём личность. И незаметно для себя выпалил:
– Храм Орт Тодес, значит. Возможно, не всё потеряно, – тут же, отрываясь от дум, он запаниковал, осознавая, что сболтнул лишнего, – Только не говори мне, что пойдёшь туда, пожалуйста! Ты ведь даже огнем пользоваться не можешь!
Мальчик не обратил внимания на взволнованные порывы побледневшего от содеянной глупости мужчины. Он лишь нервно вздохнул, подражая учёному, и перевёл тему с обсуждения письма на источник собственных тревог.
– Да, не могу, но не потому что мне века нет, – спустил рукав иде, выставив напоказ загадочную вещицу, плотно зафиксированную на тощем запястье, – Ты ведь знаешь о нем, верно? – принялся изучать он пол, пока в глазах не зажглась искра, – Но, на деле, правда в другом…
На этой ноте принц грустно улыбнулся, поумерив восторженный тайнами пыл. Но его тяжкий взгляд не задел очи Кристофа, лишь с отчаяньем скользнул по надгробной плите матери, безутешно ища ответы.
– Я только тебе расскажу, – всё так же не сводил он взора с имени на могиле дражайшего идельха, – Даже сейчас, несмотря на то, что я ребёнок и не прошёл крескит, я могу снимать покров и пользоваться огнём. И гораздо лучше Томаса.
Произнеся ошеломительный факт, Раян, наконец, посмотрел на Кристофа, глубоко поражённого откровением.
– Ха! Теперь у тебя такое же удивлённое лицо! – издевался названный сын, – Не всё-то ты знаешь про всех!
– Это ведь феноменальная особенность, Раян!! – обезумел мужчина, в порыве схватив его за плечи, – Сотни ученых трудятся над тайной крескита, тщетно пытаясь обойти запрет! Зачем же ты её скрываешь? – не понимал он намерений дитя, – Тем более, это главная причина, по которой тебя презирают!
– Не всё так просто… – угомонил учёного ребёнок, – Да, будучи малышом, я уже тогда мог обнажать покров, чему поражались взрослые, называя гением, который смог преодолеть ограничения нашей расы. Пророчили мне великое будущее, даже несмотря на нелюбовь отца, – хвалился он прошлым, – Однако, отчего-то я понемногу слабел: стал падать в обмороки, неметь телом. И вскоре обнаружилось, что у меня не получалось восполнять истраченное пламя, как у остальных иде, – и вдруг загрустил от накативших воспоминаний, – Идельха, который не умеет есть огонь. Не возгораться, а только гореть, боясь потухнуть в любой момент, – усмехнулся мальчик, – Я совсем как человек, который не может возвратить потраченный им эфир. Но эфирной крови нет в природе, её неоткуда брать, а огонь есть. Много огня. Бери – не хочу. Какое-то издевательство, прямо, – вновь расстроился он, следя за реакциями Кристофа на повороты повествования, – …Тогда отец и нацепил на меня браслет, наказав не пользоваться пламенем. Он и сейчас помогает мне ненароком себя не возжечь, окончательно не растратить жизнь и без того тощего тела…