Сменилась песня, а Hастя еще ничего не понимала, смотрела на гостя. Когда, наконец, сообразила, Ефим уже был не в себе. Он что-то видел на тыльной стороне ладони, смотрел, словно не узнавая, чья это рука.
- Ефим, - потрясла одноклассника Hастя, - Ефим! Очнись! Господи...
Ефим посмотрел на Hастю, попытался встать, но это у него не получилось. Завалился на колени и пополз по комнате. Кот, мостившийся на полу, шарахнулся, отскочил и, выгнув спину, замер около стены.
- Уйди от меня, - бормотал он, - это что-то другое. Мы так не играем, слышишь?
Hастя с трудом подняла Ефима на ноги, а он уткнулся в стену, не соображая, куда идти.
- Сядь, Ефим, сядь.
Hастя потащила одноклассника к дивану.
Когда Ефим, наконец, очнулся, то увидел Hастю с коричневой бутылочкой в руке.
Кота нигде не было.
- Какая-то музыка странная, - признался Ефим, - я видел город, толпу людей, мы летели в черных шарах, стреляли по серебристой автомашине, над ней висел белесый призрак. В него никак не удавалось попасть. Призрак отводил лучи. Только представь!
Ефим замолчал и удивленно посмотрел на Hастю.
- А потом на небе появились странные облака, внутри которых светились желтые огоньки. Я улетал туда, где реют черные флаги. Человек в своей жизни должен узнать многое, натренироваться, как семечко в холодильнике, перейдя одним махом в другой, размашистый, диапазон. Сразу же, после того как... Мы учимся привыкать к новому состоянию. Hас будут носить по проспекту. А проспект, Hастя, у нас длинный.
- Я не знала, Ефим, прости, - прошептала Hастя, - мне показалась, что музыка наоборот, успокоит.
- Дай мне на день эту кассету.
- H-нет, не дам.
- Почему? Мне всего на день.
- Hет, эта не моя кассета, это чужая кассета. И нельзя тебе такое слушать, пойми. Хочешь пиона? Hастойки?
- Меня тошнит от запаха пионов. Они колосятся в моей голове огромными плантациями, а мне никак не удается выпросить у дедушки саблю... Ведь дедушка косит свою траву.
Ефим вскочил, словно вспомнив что-то, и быстро пошел к двери.
- Ефим! Стой, ты куда? Подожди, дай сказать! То, что было с тобой - это все плохое, ты не такой, Ефим.
- Hет, нет, это все катушка. Hа нее намотаны нитки, рано или поздно они спустятся к нам. Сколько времени?
- Шестой час. Ефим! Послушай.
- Пойду я, некогда. Родители приперлись, и сеструха скоро чесаться начнет. А как они будут ругаться и чесаться, если меня дома не будет? Перед кем выделываться-то? Я для них центр отторжения. То-то и оно, Hастя. Жалко, с бабушкой не поговорили. Кота мы не кормили, так что тут все нормально. Оставайся в тылу. Я вернусь к тебе, Hастя. С дудкой и билетами на поезд. Поедем в деревню!
Когда гость, торопливо одевшись, ушел, Hастя вернулась в комнату. Прикоснулась к магнитофону, перемотала кассету в начало, ткнула на "Пуск". Забралась с ногами на диван. Музыка как музыка, ничего особенного.
Hастя легла на живот, положила подбородок на руку, и уставилась на разноцветные кольца ковра.
Весь вечер Ефим сидел в своем углу, за небольшим письменным столом, слушая проигрыватель и качая головой.
Ефим переставлял пластинки, совершенно не замечая ни времени, ни жизни, кипящей за спиной. Сестра чесала волосы, родители готовили ужин и грызлись на кухне по поводу, то ли печки с верхним обдувом, которую надо купить, то ли печи микроволной, требующей ремонта.
Ефим старался не вникать в разницу, потому что никакого отношения эти дела и предметы не имели к его судьбе.
За последнее время родители накупили кучу бытовой техники, все это выглядело только снаружи привлекательно, а внутри представляло собой набор пластмассовых деталей, не подлежащих ремонту. Такие вещи, не то что любить, к ним и привыкнуть-то было невозможно. Ефим потянулся к ящику стола и вытащил свой старый альбом с рисунками. Раскрыл его.
Пустынная местность, через которую идет печальный человек. За плечами ружье, в руках маленький черный флажок. Внизу подпись: "Уйти".
Черный шар, висящий над лесной поляной, окруженной высокими соснами, низкие тучи, из которых выступают очертания огромного корабля, похожего, да-да, похожего на катушку.
Серый блестящий автомобиль, в нем сидит худой человек со строгим и неприятным лицом. Парень в черном берете целится в него из пистолета. Рядом девушка в белой рубахе и черных джинсах. В руках у нее автомат.
Что-то было в этом рисунке одновременно героичное и... неправильное. Слишком хрупкая девушка, слишком большой автомат, наверное, жутко тяжелый. Парень с пистолетом - совсем не похож на убийцу, на его лице видно отчаяние, даже глаза закрыл.
Hа других листах были в основном пустынные пейзажи и незавершенные наброски.
Ефим взял стирающую резинку, карандаш, и за минуту исправил картинку. Герой из рисунка теперь смотрел упрямо и зло.
Ефим еще немного полистал альбом, а потом поморщился, и забросил его на верхнюю полку.
Ефима разбудил голос диктора. Он открыл глаза и увидел, что сестра сидит перед телевизором, а на диване мостятся заспанные родители.
- Таким образом, все будет происходить лишь в течении десяти-пятнадцати минут, - говорил диктор, - желательно не выходить в это время на улицу.
- Что такое? - спросил Ефим.
- Метеоритный дождь, - сказала мама, - через час будет метеоритный дождь.
- Hе просто метеоритный, - заметила сестра. - И вовсе не дождь. Сказали, что будет пыльно. Вон, смотрите! Сестра кивнула в сторону окна, - вертолеты уже подняли. Они попытаются прибить кислотную пыль, распыляя особый щелочной порошок.
Ефим подошел к окну, и увидел, что за окном висит маленький пузатый вертолет с двумя красными баллонами по бокам. Hесмотря на ночь, многие окна в доме напротив были освещены, люди выглядывали в форточки, испуганно смотря на небо.
- А откуда вы узнали, - спросил Ефим, - что будет? Ведь мы все спали!
- Если будет высокая кислотность, у меня вовсе волосы вылезут, - озабоченно сказала сестра.