– Мне это нравится, – заметил он, а Люси хихикнула, хотя все еще тяжело дышала.
Через какое-то время он лукаво сказал:
– Наверное, мне лучше все же тебе признаться?
– В чем? – Внутренне она затрепетала.
– Глубина озера всего четыре фута.
– Ах ты ж!.. – Она вырвалась из его рук, смеясь и плескаясь, а потом ощутила под ногами дно.
Он взял ее за руку и вывел на берег прямо в заросли деревьев, мимоходом показав ей старую перевернутую лодку, наполовину сгнившую под кустом боярышника.
– Мальчишкой я уплывал сюда на ней, прихватив одну из папиных трубок, коробок спичек и щепотку табака, завернутую в старую газету. Здесь я научился курить.
Они оказались на поляне, со всех сторон окруженной кустарником. Мох под их босыми ступнями был чист и слегка пружинил. Люси уселась на землю.
– Обратно поплывем очень медленно, – сказал Дэвид.
– Пока мне не хочется даже думать об этом, – отозвалась Люси.
Он сел рядом, поцеловал ее, а потом нежно стал прижимать вниз, пока она не откинулась полностью на спину. Он гладил ее бедра, прикасался губами к шее, и скоро ее нервная дрожь стихла. А когда его рука осторожно и немного нервно легла на мягкий треугольник у нее между ног, она выгнулась всем телом, чтобы лучше чувствовать его прикосновение. Она прижала его лицо к своему и стала целовать жадно и влажно. Он дотянулся до лямок ее купальника и стянул их вниз.
– Не надо, – сказала она.
Он зарылся лицом между ее грудями.
– Люси, ну пожалуйста!
– Нет.
Он очень серьезно посмотрел на нее.
– Для меня это может стать последней возможностью.
Она откатилась в сторону и поднялась. А потом из-за того, что надвигалась война, из-за умоляющего взгляда его раскрасневшегося юного лица, из-за желания, которое уже зажглось в ней самой и не хотело гаснуть, она одним движением скинула с себя купальник и стянула резиновую шапочку, позволив волне темных, с рыжим отливом, волос расплескаться по своим плечам. Встав перед ним на колени, она взяла его лицо в ладони и сама прижала его губы к груди.
Так она лишилась невинности: безболезненно, радостно, только, быть может, чуточку раньше, чем полагалось бы.
Но легкий и пряный привкус чувства вины нисколько не делал эти воспоминания менее приятными.
Она начала облачаться в свой бальный наряд. Тогда, на острове, она, пожалуй, несколько удивила его. Сначала – когда ей захотелось, чтобы он целовал ее груди, а потом еще раз – когда она пальчиками помогла ему войти в нее. Такого явно не происходило в романах, которые он читал. Она же, подобно большинству своих подруг, черпала информацию о сексе из книг Д.Г. Лоуренса[10]. Ей нравилась хореография его любовных сцен, но она не принимала их «звукового сопровождения». То, как люди у него доставляли наслаждение друг другу, выглядело красиво, но она ни на секунду не поверила, будто сексуальное пробуждение женщины сопровождается чем-то вроде трубных звуков, раскатов грома и звона цимбал.
Дэвид в этом смысле был менее искушенным, чем она, но оказался нежен и получал удовольствие, только если его получала она, а это, по ее мнению, было очень важно.
С той самой первой близости это случилось у них всего лишь еще один раз. Ровно за неделю до свадьбы они занялись любовью опять, что и послужило причиной их первой размолвки.
На этот раз все произошло в доме ее родителей утром, после того как все разъехались. Он пришел к ней в спальню в халате и забрался в постель. Было очень хорошо, и она почти изменила свое мнение относительно труб и цимбал Лоуренса, но Дэвид сразу же собрался уходить.
– Останься, – попросила она.
– Но сюда могут войти.
– Мы мало чем рискуем. Вернись в постель. – Она разомлела в тепле и неге, ей хотелось полежать с ним рядом.
– Мне это действует на нервы, – сказал он, подпоясывая халат.
– Еще пять минут назад ты не нервничал. – Она протянула к нему руку. – Приляг ко мне. Я хочу изучить твое тело.
Ее прямота откровенно смутила его, и он отвернулся.
Она откинула одеяло, обнажив свои чудные груди.
– Ты заставляешь меня чувствовать себя какой-то дешевкой! – Сидя на краю кровати, она разразилась слезами.
Дэвид обнял ее и взмолился:
– Прости меня. Прости, прости. Ты у меня тоже первая, и потому я не всегда знаю, чего ожидать, веду себя неловко… Ведь этому же никто не научит, верно?
10
Один из виднейших английских прозаиков и поэтов начала XX в., автор нашумевших в свое время романов «Сыновья и любовники» и «Любовник леди Чаттерлей».