– Он докладывает об эффективности бомбардировок Лондона.
– И заметь: очевидно, он основательно осмотрел восток города. Говорю же тебе, настоящий профессионал.
– Нам известно об агенте Игла что-либо еще?
Энтузиазма в выражении моложавого лица Блоггза сразу поубавилось.
– Боюсь, это пока все.
– Кодовое имя Die Nadel, завершает сообщения фразой «Большой привет Вилли» и обладает доступом к информации… Негусто.
– Согласен.
Годлиман присел на край стола и вперил взор в окно. Под лепным карнизом стены дома напротив свила гнездо ласточка.
– И если основываться на имеющихся данных, каковы наши шансы поймать его?
Блоггз пожал плечами.
– Я бы сказал, сейчас они равны нулю.
5
Вероятно, при виде именно таких мест люди впервые нашли для них определение «унылое».
Скалистый остров, формой напоминавший букву J, мрачно вырастает прямо из вод Северного моря. На карте он похож на верхнюю часть сломанной трости для ходьбы и лежит параллельно экватору, но только значительно севернее. Изогнутый конец рукоятки трости указывает в сторону Абердина, а если провести прямую от сломанного конца до ближайшей суши – это окажется пугающе далекая Дания. Сам же остров всего десять миль длиной.
Почти по всему берегу пляж отсутствует. Волны тысячелетиями бьются здесь в бессильной ярости о скалы, но остров выдерживает их злобный нрав с невозмутимым спокойствием.
Зато в изгибе буквы J море заметно спокойнее, поскольку здесь остров встречает прибой более благосклонно. А потому волны нанесли сюда достаточно песка, водорослей, гальки, плавника[13] и раковин, в результате чего между скалой и кромкой воды образовался полумесяц отмели, или, если угодно, подобие пляжа.
Каждое лето растительность с вершины скалы сбрасывает на пляж горсти семян со скупостью богача, кидающего жалкую мелочь попрошайке. Если зима выдается не слишком холодной, а весна приходит рано, здесь местами появляются робкие ростки зелени, но они настолько чахлые, что сами уже давать потомство не способны, и каждый год пляж ненадолго покрывается зеленью лишь за счет подачек сверху.
А вот на твердой земле, на вершине скалы, куда не в силах добраться никакой прибой, растительность процветает. Конечно, это в основном жесткая трава, которой хватает только для прокорма нескольких тощих овец, но обладающая достаточно мощной корневой системой, чтобы удерживать на камне слой плодородной почвы. Растут здесь и кусты, по большей части колючие, в которых обитают кролики, а в восточной части острова, с подветренной стороны, отважно держится сосновый бор.
На возвышенных участках царит вереск. Каждый год обитатель острова – а здесь живет-таки один человек – выжигает вереск, чтобы на какое-то время здесь тоже выросла трава на прокорм овцам. Но проходит год-другой и вереск непостижимым образом отвоевывает свои владения, и овцы уходят пастись в другие места, пока человек снова не соберется пустить пал.
Кролики живут здесь, поскольку они в этих местах и родились, а овец сюда завезли, и, собственно, человек поселился тут только для того, чтобы ухаживать за отарой. А вот птицы – другое дело. Птицам остров просто нравится. Их здесь сотни тысяч: длинноногие щеврицы, кричащие «пи-и-п, пи-и-п», когда взмывают вверх, и переходящие на грозное «пе-пе-пе», при резком пикировании, подобно «спитфайерам», атакующим «мессершмиты», неожиданно появляясь со стороны слепящего солнца; коростели, которых человек редко видит, но догадывается об их присутствии, так как своими отрывистыми, как лай, звуками они мешают спать по ночам; вороны, сороки, маевки и огромное количество чаек. Водятся здесь и золотистые орлы, в которых человек стреляет, стоит ему завидеть их, поскольку, вопреки мнению высоколобых натуралистов из Эдинбурга, питаются эти хищники вовсе не падалью, а охотятся на живых овец.
Самый частый гость на острове – ветер. Он дует в основном с северо-востока, откуда-то из действительно студеных мест, из страны фьордов, ледников и айсбергов, часто принося с собой совсем нежеланные подарки в виде снега, дождя и промозглого холода вместе с сырыми туманами. Но иногда он является с пустыми руками, чтобы завывать и свистеть, рвать кусты и клонить к земле сосны, и тогда море в пароксизме ярости начинает пениться и волноваться еще больше. Он неутомим, этот ветер, и здесь – его главная ошибка. Если бы он налетал лишь по временам и внезапно, то мог бы наделать немало бед, а под его постоянным напором остров научился благополучно выживать. Трава стала пускать корни глубже, кролики научились прятаться в широких расщелинах, а деревья вырастали, заранее изогнувшись в нужную сторону. Птицы вили гнезда в надежно укрытых от ветра местах, а уж дом человека и вовсе приземист и крепок, так как построен с накопленным веками знанием обычаев этого древнего ветра.