Фабер еще раз вымыл руки и оделся. Уже почти двенадцать ночи. Надо бы еще час подождать - будет безопаснее уходить.
Он сел и стал думать: в чем его ошибка?
Несомненно, он допустил оплошность, и поэтому Юна Гарден чуть не засекла его. Ему следовало поставить задвижку на дверь. Лучше пусть думают, что стеснительность - его болезнь, чем полуголые хозяйки будут проникать в комнату, отпирая дверь запасным ключом.
Но это еще не все. Главная ошибка в том, что он слишком хорош для холостяка. Он думал об этом только с раздражением, без тщеславия. Фабер знал о своей привлекательности и понимал, что в глазах окружающих у него нет веских причин для монашеской жизни. Он попытался придумать подходящую легенду - это впредь помогло бы избежать заигрывания женщин.
Необходимо найти причину в самом себе. Почему он холост? (Фабер посмотрел на себя в зеркало и съежился - он терпеть не мог зеркала.) По сути-то ответ прост. Он не женится, потому что был разведчиком.
Ночь придется провести на улице. Утром он сдаст чемоданы в камеру хранения на вокзале, а завтра вечером уже будет у себя в Блэкхите.
Он примет свой второй облик. Фабер не боялся, что полиция его поймает. Коммерсант, который снимает комнату в Блэкхите на выходные, выглядит иначе, чем железнодорожный клерк, убивший свою хозяйку. Человек из Блэкхита экспансивный, вульгарный, вспыльчивый. Он предпочитает яркие галстуки, не скупится на выпивку и носит другую прическу. Полиция повсюду разошлет приметы жалкого маленького извращенца - робкого, пока не воспылал страстью. Никто не заподозрит красивого коммерсанта в полосатом костюме, который по натуре совершенно другой - страстный, ему незачем убивать женщин, чтобы заставить их обнажить перед ним грудь.
Ему надо бы поменять "крышу" - у него всегда было в запасе по крайней мере две. Необходимы другая работа, документы - паспорт, удостоверение, продовольственные карточки, свидетельство о рождении... Придется опять рисковать. Проклятая миссис Гарден! Почему она не уснула пьяная, как обычно?
Час ночи. Фабер в последний раз окинул взглядом комнату. Он был уверен, что какие-то улики все равно останутся - отпечатки его пальцев по всему дому, да, собственно, сомнений в том, кто убийца, и не будет. Он не испытывал никаких сантиментов от того, что оставляет комнату, в которой жил последние два года, ибо никогда не считал ее своим домом. Своего дома у Фабера не было.
Он всегда будет думать об этой комнате как о месте, где взял себе за правило ставить на дверь задвижку.
Фабер погасил свет, взял чемоданы, спустился вниз и вышел в темноту.
2
Генрих II был удивительный король. В те времена, когда еще и в помине не было такого понятия, как "мимолетный визит", он курсировал между Англией и Францией с такой скоростью, что поговаривали о его связях с колдовскими силами - слухи, которые он по понятным причинам не пресекал. Где-то в 1173 году, в июне или в сентябре - в зависимости от того, какому источнику верить, - он прибыл в Англию и тут же вновь отправился во Францию. Это произошло так быстро, что визит навсегда остался тайной и о нем, по сути, не было никаких свидетельств. Лишь намного позже историки обнаружили записи о финансовых расходах в реестрах. В то время королевство подвергалось нападениям с двух сторон, оттуда, где правили сыновья Генриха, - из Шотландии и с юга Франции. Осталось, однако, неясным, в чем заключалась истинная цель визита Генриха II во Францию, с кем он встречался и почему все было проделано в тайне. Нет ответа и на самый главный вопрос - что дал визит.
Именно эта проблема волновала Персиваля Годлимана летом 1940 года, когда немецкая армада, словно косой, прошлась по французским пшеничным полям. Англичане при этом в полном замешательстве так поспешно ретировались из Дюнкерка, как вылетает пробка из бутылки.
Профессор Годлиман знал о средних веках больше, чем кто-либо другой. Его книга о знаменитой "Черной смерти"3 во многом заставила по-иному взглянуть на историю средневековья; она стала бестселлером и была опубликована в "Пингвин букс"4. Получив известность благодаря этой работе, Годлиман обратился к чуть более раннему и менее изученному периоду.
Однажды в Лондоне, прекрасным июньским днем, ровно в 12.30 секретарша вошла в кабинет и увидела, что Годлиман склонился над столом и внимательно изучает рукопись. Профессор усердно трудился над переводом каких-то латинских каракулей, делая пометки своим еще менее разборчивым почерком. Секретарша собиралась перекусить в садике на Гордон-сквер, поэтому торопилась. Она терпеть не могла пыльные комнаты и иллюминированные рукописи, от которых веет холодом и мертвечиной, - вечно нужно носить с собой целую связку ключей, и вообще все это похоже на склеп.
Годлиман стоял у аналоя, поджав ногу, как нахохлившаяся птица. На его лице отражался блеклый свет от свисавшего подсвечника - он вполне мог сойти за привидение монаха-летописца, охраняющее свой драгоценный труд. Девушка кашлянула в надежде, что на нее обратят внимание. Перед ней стоял невысокого роста мужчина около пятидесяти лет, с покатыми плечами, слабым зрением, в костюме из твида. Она знала, что он в здравом уме, с рассудком все в порядке, надо лишь "вытащить" его из средних веков. Секретарша опять кашлянула и громко произнесла:
- Профессор Годлиман!
Он оторвался от рукописи и, увидев девушку, улыбнулся. Теперь он был похож уже не на привидение, а на доброго рассеянного старичка.
- А, здравствуйте. - В его голосе прозвучало удивление, как будто он встретил своего соседа по дому посреди пустыни Сахары.
- Вы просили меня напомнить сегодня о ленче с полковником Терри в "Савое"5.
- Да, да, знаю. - Он вынул часы из кармана и взглянул на них. - Если я собираюсь пройтись, то, пожалуй, пора отправляться.
Секретарша кивнула.
- Я принесла ваш противогаз.
- Вы так любезны! - Он улыбнулся, и она подумала, что профессор еще очень даже ничего... не старый. Годлиман взял противогаз и спросил:
- Пиджак надевать?
- Утром он был вам не нужен. На улице тепло. За вами закрыть?