- Спасибо, спасибо. - Он сунул записную книжку в карман пиджака и вышел.
Секретарша оглянулась, передернула плечами и вышла вслед за ним.
Полковник Эндрю Терри был краснолицым шотландцем, тощим, как большинство заядлых курильщиков, с редкими темными волосами со следами бриллиантина. Годлиман увидел его сидящим за столиком в углу зала в "Савое". В пепельнице лежало три окурка. Полковник встал и протянул руку.
- Добрый день, дядюшка Эндрю, - по-семейному поздоровался Годлиман, ибо Терри действительно приходился ему дядей по линии матери.
- Ну как ты, Перси?
- Ничего, пишу себе книгу о Плантагенетах. - Годлиман сел за стол.
- Эти твои рукописи все еще в Лондоне? Ты меня удивляешь.
- Почему?
Терри зажег сигарету.
- Увез бы ты их куда-нибудь подальше от Лондона, от этих бомбежек.
- А что, действительно стоит?..
- Хм... Да добрая половина собраний Национальной галереи уже спрятана где-то под землей в Уэльсе и лежит себе целехонькая. Вот уж действительно, молодой Кеннет Кларк более расторопен, чем ты. Тебе, старина, тоже давно пора что-то предпринять. Не думаю, что к тебе ходят сейчас много студентов.
- Это уж точно. - Годлиман взял предложенное официантом меню. От напитков он отказался. Терри, напротив, даже не взглянул на меню.
- Нет, серьезно. Перси, почему ты торчишь в городе? При этом вопросе глаза Годлимана прояснились, словно изображение на экране, когда настраивают фокус, - похоже, только сейчас он стал по-настоящему размышлять.
- Абсолютно нормально, когда город оставляют дети, национальные галереи, крупные институты, но я... это все равно, что бежать как крыса, и пусть сражаются другие, в том числе и за твою жизнь. Конечно, логики здесь мало, но в таком вопросе куда важнее то, что подсказывает тебе сердце, а не логика.
Терри улыбнулся, как улыбается человек, не ошибшийся в своих догадках. Он не стал даже развивать тему и сразу перешел к меню.
- Боже, это ж надо. Послушай, как звучит - пирог "Лорд Вултон"!
Годлиман ухмыльнулся.
- Уверен, это все та же картошка и так далее. Когда официант принял заказ и ушел, Терри завел разговор о политике:
- Что ты думаешь о новом премьере?
- Черчилль? Он осёл. Впрочем, Гитлер уж какой идиот, а посмотри, у него все получается. Сам-то ты как считаешь?
- С Черчиллем мы могли бы поладить. По крайней мере, настроен он решительно.
Годлиман поднял брови.
- Мы? Ты что, снова в игре?
- Я никогда не уходил с поля, ты же знаешь.
- Да, но ты говорил...
- Перси, послушай, есть конторы, которые в один голос твердят, что не работают на Военное ведомство.
- Черт побери. И все это время ты...
Тут подали закуску и к ней бутылку бордо. Годлиман не пил, он ел консервированную лососину и о чем-то думал. Наконец Терри спросил:
- Вспоминаешь былые годы?
- Да, есть что вспомнить о молодости. Та война была просто ужасной. Годлиман произнес это с какой-то тоской в голосе.
- Нынешняя война совсем другая. Мои ребята уже не ходят за линию фронта, чтобы обнаружить противника, как это делал ты. Сейчас тоже есть похожая работа, но это уже не столь важно. Теперь нужно просто сидеть и прослушивать эфир.
- Как, ведь противник зашифровывает свои сообщения?
- Ну и что, шифры можно раскрыть. Откровенно говоря, мы знаем сейчас почти все, что необходимо.
Годлиман огляделся - поблизости никого не было. Ему было как-то неудобно намекнуть профессионалу Терри, что за подобные беседы можно поплатиться жизнью.
А Терри продолжал:
- Моя задача убедиться как раз в том, что противник не располагает о нас важной информацией.
Подали пирог с курицей. Говядины в меню не было. Годлиман по-прежнему молчал, а Терри все говорил и говорил.
- Канарис, знаешь ли, чудной малый. Адмирал Вильгельм Канарис, шеф Абвера. Я встречал его до войны. Хорошо относится к Британии и, думаю, не в большом восторге от Гитлера. Так или иначе, мы знаем, что ему приказано начать крупную разведывательную операцию против нас с целью подготовки вторжения, но он пока не спешит. Мы арестовали их лучшего агента в Британии буквально на следующий день после начала войны. Он сейчас в Вандсуортской тюрьме. Никчемные людишки, эти шпионы Канариса. Пожилые леди в пансионах, фашисты-фанатики, мелкие уголовники... Словом, "шестерки". Годлиман перебил его:
- Дружище, хватит об этом. Достаточно!
Его уже слегка трясло, он сердился и толком ничего не мог понять.
- Это все твои секреты, я их не хочу знать.
Но Терри был невозмутим.
- Тебе заказать еще чего-нибудь? Себе я возьму шоколадное мороженое.
- Нет, мне уже хватит. Отправлюсь-ка я к своим рукописям, с твоего разрешения.
Терри холодно взглянул на него.
- Мир подождет с твоими Плантагенетами, Перси. Пойми, идет война, и я хочу, чтобы ты немножко поработал на меня.
Годлиман долго и пристально смотрел на него.
- Что же я буду у вас делать?
Вот тут лицом Терри сразу превратился в хищника.
- Ты будешь ловить шпионов.
По пути обратно в колледж настроение у Годлимана, несмотря на хорошую погоду, было унылым. Несомненно, он примет предложение полковника Терри. Его страна вела войну, и, если он был уже стар и не мог сражаться сам черт побери, его долг помогать. Угнетала лишь мысль, что придется оставить любимую работу, возможно, на годы. Историю он действительно любил и с головой погрузился в изучение Англии средних веков с тех пор, как десять лет назад умерла жена. Ему нравилось разгадывать тайны, копаться и находить внешне неприметные факты, устранять неувязки, отделять зерна от плевел. Его новая книга будет лучшей из того, что написано на эту тему за последние сто лет, и еще лет сто ей не будет равных. Так долго он мечтал об этом, книга была главной целью его жизни... Сама мысль, что теперь придется все бросить, не укладывалась в мозгу. Это все равно, что вдруг узнать, что ты сирота, и те, кого привык называть отцом и матерью, - чужие люди.
Вой воздушной тревоги резко вторгся в его размышления. Профессор хотел было не обращать внимания. Так поступали многие, к тому же до колледжа оставалось идти минут десять. Впрочем, нет особой причины спешить обратно в свой кабинет, за работу сегодня уже не сядет - и он поспешил скорее попасть в подземку. Годлиман слился с толпой лондонцев, которые спускались по лестнице на грязную платформу. Он стоял у стены, рассматривая объявления, и думал - дело не только в том, что придется оставить любимую работу.