– После таких слов я хочу тебя только больше, Морена, – страсть своевольно обратилась магическим воздействием и на девушку пал дурман соблазнения, её глаза успели закатиться, а с уст сорвался стон, прежде чем я накинул аркан воли на свою страсть. – Хочу быть с тобой и видеть тебя. Так что не уходи от меня.
Блаженно улыбаясь, она вернулась в реальность.
– Ты на меня как наркотик действуешь. Мой Котик-наркотик, – промурлыкала она. – Буду рядом пока не прогонишь. Мне без тебя нельзя, Игорь. Я сохну просто. Умираю.
Я поманил огненную красу к себе. Чуть пошатнувшись она пересела на колени.
– Не пей больше вина, Морена, – проговорил я и растворил магическим воздейстаием всё, что в ней было.
Она с удивлением проморгалась. Посмотрела на меня.
– Это ты сделал?
Улыбка стала ей ответом.
– Я не перестаю удивляться. Ты как Бог – можешь всё.
– И всё же пообещай, ладно?
– Но почему?
– Простым людям пить алкоголь нельзя – это яд. На Севере, на Мурмановом берегу, наши шаманы знают много ядов. Иногда, в минуты особой нужды, они пьют их, чтобы отвадить чудовище, привлечь удачу или ещё что-то полезное. Маги могут травить себя, но только когда ведают, что творят. Зелёный змей не должен владеть магом. Во всех землях существует такой промысел – варить и продавать хмельные настои или отвары. Хмель овладевает умами, и потом такой торговец, словно на верёвке держит пьющего. Ни золото, ни пряности, ни ткани не дают такого же прибытка, как алкоголь. В свою очередь на землях, где много пьянствуют, царит нищета и разорение. Стоит вой общего страдания. Особенный вред наносит хмель женскому телу, дети рождаются хилые и уродливые. Таких лучше сразу удавить, чем всю жизнь нянчится. В моём роду такого не будет.
Марина со страхом отодвинула бокал подальше.
– Я не знала, Игорь.
– Эти знания распространены в основном на Севере – там изучают природу, себя и способы сосуществования. Чем южнее – тем слаще удовольствия.
– Обещаю, что больше не буду, – серьёзно заявила она.
– Вот и хорошо. А теперь совершим то, для чего я тебя позвал.
– И что же это? – лукаво глянула она, поёрзав.
– Поцелуй.
Из города вышел когда уже почти стемнело. На горизонте небо ещё имеет лиловый цвет, но кругом уже началась ночная жизнь.
Путь снова лежит в рощу Хранителей. Правлю мелкие эфирные болячки. Настроение хорошее, а силы практически восстановились – попили напоследок с Мариной гердовского чая с мёдом. Мою стихийную пассию, понятное дело, качнуло в дикий восторг от вкуса и эффектов, а мне положено было пить и есть с видом, словно такая роскошь каждый день. На самом деле, я и сам был готов, как ребёнок едва ли не реветь от испытываемых чувств.
Сойдя с дороги повстречал памятного филина. Захлопав огромными крыльями, он обдал меня ветром. Я подставил руку и хищные когти в пядь длиной осторожно сомкнулись на предплечье.
– Слушаю тебя, Хозяйка, – посмотрел я в его большие глаза.
“Ишь ты! Какое обращение выбрал, охальник. Так и быть, я подумаю о постели с тобой”.
– Моё почтение и надежда, – улыбнулся я и склонил голову.
“Несносный мальчишка!” – раздалось в голове, затем она продолжила: – “Как закончишь с делами, не сочти за труд – зайди на разговор”.
– Конечно, min herskarinna!
“Ух ты! Госпожой назвал…”
Филин оттолкнулся, забил могучими крыльями и растворился в ночи. До рощи и родника остались минуты пути, а голову уже наполнил шёпот Хранителей. Насколько же разительно их отношение, в сравнении с первым разом. Сейчас, словно домой возвращаюсь.
Напившись воды я с наслаждением лёг на мягкий травяной ковёр. Лесным духом пахнет одуряюще, тут же вспоминается детство и часы в нём проведённые.
Я легко вошёл в транс. Округа преобразилась, утеряв всякую плотность. Кончики, струйки, ручейки, ручьи, речушки, реки и целые могучие потоки эфира – всё это сплетается, сходится и разбегается, немного пульсирует и мерцает бело-голубым на тёмно-синем фоне.
Хранители указали на череду проблемных мест, не много, но часть осталась ещё с прошлого раза. Одно из них, похожее на бордово-сливовую опухоль, оказалось местом рождения химеры. Даже хронология у духов есть – памятный некромант сотворил в этом месте сильный ритуал и вскоре вызрело чудовище.
Вынырнув из транса, я резко сел и выругался от досады. Ведь мог же, мог раньше заняться этим местом и не было бы столько смертей и риска.
Сцепив зубы ринулся к ближайшему больному участку. Ту горечь, что растеклась в груди, может унять только результат. Больше никаких отсрочек.
По округе Петергофа меня носило почти до самого утра. Уже едва не падая, я оперся на лося, словно он дерево или камень. Сохатый повернул массивную голову и по-мудрому так, одним глазом, посмотрел. Мне бы забраться на него, но жуткая усталость убивает всякое волевое усилие.