Брат похлопал по плечу. Тут от крыльца снова послышались шаги, только быстрые и помельче.
– Ваше кофэ, Господин.
– Спасибо, – принял я большую деревянную кружку с изогнутой ручкой. Потрепал девчушку по голове. Та сначала застыла в ужасе, а потом растаяла и щербато заулыбалась.
– Как вы любите – с мёдом.
– Умничка.
Радостная, она умчалась обратно.
– Умнум, – посмаковал я напиток. – Наконец-то. Такое чувство, что без него утро не начинается.
– Значит, пристрастился
– А ты?
– Похоже, – криво улыбнулся он, оголив сколотый зуб.
– Что-то ты не бреешься, кстати.
Иван провёл рукой по белёсому ёжику на голове.
– Холодно тут. И сыро, – съёжился он, потом глянул на меня. – А ты чего, отращиваешь?
– У нас на Севере есть традиция, что мужчина может отрастить волосы и заплести в косу, когда станет воином. То есть переживёт настоящий бой и убьёт первого врага.
– Тебе много косичек понадобиться, – нервно рассмеялся брат.
– Ну…– смутился я. – Попрошу Марину. Вообще эта честь полагается жене.
– А она тебе кто? – не понял Иван.
– Мы же не венчаны ещё.
– Мешает чего?
– Как-то не думал об этом. Вообще Марина жена по сути, просто…
Брат похлопывая по плечу прервал:
– Не по сути, а так и есть. Традиции традициями, но и ты не примерный подданный, чтобы во всём следовать канону.
– Ты прав. Спасибо.
– Да было бы за что. Ты, брат, если покорил женщину – значит это твоя женщина. И вообще нет разницы, как там это в народе называется.
Кружка показала дно. Я крякнул, сделав последний глоток, глянул на трубку – пожалуй, можно ещё выкурить. Сонливость ушла, тренированный зверь организма погнал кровь быстрее. В голове практически кристальная чистота, не считая лёгкого хмеля от табака.
Иван пошёл досыпать, а я снова облокотился на плетень и быстро вспомнил все насущные дела. Если признаться себе, то уже подустал от бешенной скачки последних дней. Может заняться бытом? Марине нужен документ, потом поговорю с Ортеговичем насчёт работы. Да и на ярмарку мы вроде собирались. Авось она уже началась, купим броский экипаж, коней к нему, и рванём. Надо развеятся.
Весь низкий люд уже успел облететь слух о братьях в кепках-уточках и плащах. На пути в гимназию несколько человек поздоровались и мне это понравилось. Сразу вспомнил, как по Ринкабихольму ходили отец и мама. В Кальмаре каждый считал делом чести справится о здоровье и делах семьи. Поэтому я улыбнулся и ответил каждому встреченному.
Учебный день начался хорошо и продолжился тоже не плохо, во всяком случае Сергию не удалость отправить меня в беспямятство. Солнце умудрилось даже прогреть воздух, и сразу после занятий пластунского боя, мы с Мариной радостно согласились на омовение. По кадушке холодной воды на каждого – и словно заново родился. Закрытый дворик прилегает к зданию школы. Дед принёс простыней вытереться, пятясь зашёл, но Марина только рассмеялась и позволила наставнику смотреть, ежели у того такое желание имеется.
Впрочем, Сергий на обнажённую девицу попялился ровно столько, сколько того требовал момент, чтобы не обидеть, а потом цепко осмотрел меня. Даже подумалось, что за тем и пришёл.
– Потрепало тебя, Игорёша.
Я принял простыню и стал вытираться.
– Есть немного, деда. Что поделать – плоть слаба.
– Да тут не в этом дело. Приходилось видать похожее, но там ребята войну прошли, да и возрастом раза в два постарше.
Я развёл руками, мол, так само получилось.
– Ладно, – махнул он рукой и с лукавством глянул из-под белых кустиков бровей, – мошт тебе от секретов твоих на душе тепло делается. Не буду лезть.
– Да там, деда, всё как у всех, – дёрнул я на нервах щекой, – только для меня это горше иного горя.
– Ну-у, дык! – охотно поддержал Сергий. – Когда колени на погоду ноют – хуже всего. Придёт кто если с жалобой, дом сгорел или коровка последняя слегла, так я поначалу разотру колени маслом лечебным, а уж потом посочувствую. Ишь, припёрся, ком болотный, слёзы с меня выколачивать, да я сам могу с кого угодно выбить хоть слезу, хоть зуб!
Сергий нахохлился, покраснел, а мы грохнули смеяться. Чудной он и с каждым днём всё роднее.
– И знаешь что, Игорёша, – вдруг резко сменил дед тон, – начинают ныть у меня колени, ой начинают. Будет над Петергофом гроза, да такая, что душа в пятки канет.
Мы озадаченно переглянулись с Мариной, а потом дружно кивнули, да только дед уже пошёл во внешний двор, нисколько не заботясь поняли мы чего или просто головами дёрнули, чтобы не обидеть.