«А ведь уже тридцать лет минуло, как живу я на Киевской земле, ставшей не менее родной, чем земля моей Вагрии, где я родился и проходил обучение у самого волхва Ведамира. У него же познавал волховскую науку и князь Рарог с братьями. Давно нет их на свете, а два лета тому и Олег Вещий к ним в навь отправился. Ушло столько лет и жизней, а я в свои пятьдесят пять, слава богам, чую себя здравым и крепким, и родины не забыл, и этой землёй Киевской налюбоваться не могу», – вдохнув полной грудью живительный дух поля и леса, проговорил сам себе волхв.
В заплечном мешке из прочной парусины, кроме нехитрых съестных припасов, находилась пила в берестяном чехле, а за пояс был заткнут небольшой топор.
«Мне нужно место, где эту музыку Миростроя можно слышать особенно ясно, чтобы, сверяясь с нею, очищаться самому и нести чистоту и здравие нуждающимся в помощи людям!» – не то произнёс вслух, не то просто подумал волхв. Ноги будто сами собой замедлили шаг, а затем вдруг свернули в лес. Велесдар не противился, он разумел, что сам дал задание телу, и оно, воспринимая зраком, слухом и внутренним ощущением неисчислимые знаки, сейчас движется по этим приметам. Любые посторонние мысли могли сбить тонкий настрой поиска нужного, а это сейчас было главным, а не вопрос о возможной ночёвке или встрече с диким зверем.
Волхв шёл по едва заметным звериным тропам, спускался в сырые низины, выходил на светлые лесные поляны. Наконец, он остановился и, осмотревшись, узрел, что стоит на лесном взгорбке, окружённом густым древним лесом. Огромные ели, будто суровые воины, высились поодаль нестройным колом и глядели на нежданного пришельца. На одной из вершин хрипло прокаркал ворон. Велесдар взглянул вниз, на себя, стоящего на взгорбке, очами ворона, а потом огляделся вокруг зорким оком чёрной птицы.
Невдалеке блеснуло лесное озерцо, а вон там, внизу, совсем близко отсюда, чистая ключевая криница. За ней тянулась лощинка с щедрыми зарослями разнотравья и терновника, а с противоположной солнечной стороны начинался смешанный лес. Всё тут излучало древнюю силу земли, воды и неба, неспешно струящуюся от родников, могучих дерев, целебных трав, густых кустарников и живущих своей жизнью лесных обитателей.
– Добрые, не тронутые человеком места, и водица рядом ключевая, и озерцо лесное, лучшее место для мовницы. И взгорбок для встречи Солнца и разговора с Богами, – всё будто нарочно подготовлено, – проговорил сам себе довольный волхв, оглядевшись вокруг уже своими, а не птичьими очами.
Засыпая на мягкой и душистой постели из травы и еловых лап, он решил, что надобно послушать небо и землю, что они скажут, да попросить у лесных и озёрных жителей позволения поселиться здесь, ведь если не будет с Лесовиками да Водяными согласия и доброго лада, то и жизни спокойной не жди. Оттого ближайшую седмицу, а может и две надобно посвятить знакомству с окрестьями, поглядеть, с какой стороны ближе к жилью людскому, где лепше на дорогу езженную выйти. Со зверями да птахами, живущими по соседству, дружбу завести, обозреть, где их тропы хоженые и логовища, чтобы ненароком не потревожить без нужды. «А то, что ж ты за гость, ежели, хозяевам жить мешаешь», – рассуждал, уносясь в волшебную страну снов, волхв Велесдар.
Множество народу высыпало на пристань Почайны, чтобы встретить Новгородскую дружину. Неспешно, одна за другой, причаливали добротно просмолённые северные лодьи к деревянной пристани града Киева. Было их немного, числом около полутора десятков.
– Узнаю строгую руку Свентовидова воина, – восторженно молвил князь Игорь, наблюдая, как идут новгородцы, – расстояние меж лодьями, что стежки у лучшего кравца, одинаковые. – Князь крепкой дланью огладил свой бритый по варяжскому обычаю подбородок, что выказывало его явное довольство увиденным.
– А причаливают-то как ладно, ни тебе единого лишнего движения вёсел, ни криков, ни суеты! – Одобрительно вторил ему рыжебородый воевода Фарлаф, в котором ровный строй боевых лодий возбуждал древнюю родовую память викинга.