Абитуриенты, оставшиеся без лектора, начали бушевать: кричали, смеялись и даже пели; два или три лица показались в дверях, испугавшись, мгновенно исчезли.
– Мы поедем! – сказал Игорь Саввович. – Мне еще надо заскочить кой-куда… Не будем мешать. До вечера, Светлана!
Игорь Саввович повернулся, пошел по коридору. Спустился вниз на четыре ступеньки, оказавшись на первом этаже, наконец, сообразил, что Светлана работала не на втором этаже, а на полуэтаже. Дядя Вася догнал его в дверях, они молча сели в «Жигули», молча доехали до перекрестка улицы Гарибальди с переулком Пионерским, и здесь Игорь Саввович решительно попрощался с дядей Васей.
– Спасибо, Василий Васильевич! До завтра!
– До завтра, Игорь Саввович! – ответил шофер, но из машины не вышел, а, наоборот, повернулся к Игорю Саввовичу, добро, хорошо, понимающе стал смотреть на него, словно они прощались не до завтра, а расставались навсегда.
– Скоро сорок пять лет будет, как я баранку кручу, Игорь Саввович, – сказал дядя Вася. – Мильон народу перевидел, кто только со мной не ездил! Начальники и подначальники – всех возил! – Он смущенно улыбнулся. – Мне вас, Игорь Саввович, легко возить. Наш брат шофер так и говорит: легкий пассажир!
Шофер теперь смотрел прямо в лобовое стекло.
– Подхалима из меня не сделали, Игорь Саввович, мне бояться некого – хуже не будет, лучше не надо! Годы молчал, сегодня разболтался, так уж все скажу… Вы, Игорь Саввович, на малого ребенка похожи… Ну ничего не замечаете, что вокруг вас делается! Это вам не в обиду, Игорь Саввович! Переживаю я за вас… И знаете что? Бросайте-ка все и валите отсюда куда глаза глядят, пока еще молодой и здоровый… – Шофер дядя Вася махнул рукой. – Как поймете, мне все равно, Игорь Саввович, но от добра говорю… Счастливо вам, Игорь Саввович!
Он вылез из «Жигулей», пошел к черной «Волге» как-то боком, боком, как бегают собаки, если смотришь на них сзади. Забрался быстренько в кабину, дал полный газ – и поминай как звали! Только сизый дымок выхлопа узкой полосой протянулся по переулку Пионерскому.
– Ладушки!
Может быть, они договорились, красавица Рита и шофер дядя Вася, если с разницей в два часа говорили одно и то же Игорю Саввовичу Гольцову – советовали убираться из благословенного города Ромска к чертовой матери. Что они еще знают такое, чего он не знает?
Игорь Саввович завел мотор, доехал до перекрестка, увидев, что улица пуста, начал делать левый поворот, сделал его и только после этого сообразил, что не знает, как выехать на площадь Покрышкина. «Ну и не поедем, – подумал он. – Велика важность – площадь Покрышкина!» Он медленно поехал дальше по улице Володарского, добравшись до перекрестка, обнаружил, что правого поворота нет – можно было поворачивать только влево или ехать прямо. «Поедем влево!» – мирно подумал Игорь Саввович и через километр пути выехал к пристанскому скверу, то есть почти на берег Роми. Произошло это неожиданно, но Игорь Саввович обрадовался. Бросив незапертой машину, помахивая ключами зажигания, он пошел по асфальтовой дорожке: сначала вверх, а потом – вниз. Хотелось увидеть реку, чаек, посмотреть на белые пароходы, на которых давно не плавал, а любил, очень любил. Шипит пар, позванивает в графине пробка, по верхней палубе печатает степенные шаги вахтенный, солнечные блики перемещаются по стенам каюты, и на всем лежит зеленый отблеск воды. Ехать долго и далеко, сидеть по три часа без скуки в ресторане, есть из посуды, меченной золотыми буквами «Ромское пароходство», слушать, как поет палубное радио. Далеко и долго, обязательно далеко и долго…
Реку Игорь Саввович не увидел, хотя подошел к самому берегу – все речное пространство занимали белые пароходы, стоящие так плотно один к одному, что казались единым гигантским пароходом. Река Ромь мелела, и пароходам приходилось швартоваться друг к другу.
Только белые пароходы – и никакой воды.
Игорь Саввович сел в машину, усмехнулся, рывком взял с места; по улице Маркса до Вяземской, а там все прямо и прямо, без светофоров, правых и левых поворотов, только прямо – откроется знаменитый Московский тракт, он же Казанский, он же Кандальный, он же Сибирский, по которому гнала непокорных Европа в матушку Сибирь. Булыжник давно заменили асфальтом, и, вырвавшись из города, Игорь Саввович довел стрелку спидометра до 120 да так и не позволял ей отклоняться влево.
Серая лента шоссе, две зеленые зыбкие полосы по обе стороны машины вместо леса, мотающееся по небу солнце, шелестящий гул хорошего мотора, запах нитрокраски – ничего лучшего, пожалуй, нельзя было придумать! Игорь Саввович обгонял все машины, какие только были на трассе, заставлял на обгонах тормозить встречные автомобили, хохотал, когда слышал ругань. Он жалел, что на шоссе не было красных светофоров, которые можно было бы проскакивать, не останавливаясь, сладострастно думал, что, будь трасса напряженней, создал бы такую дорожную пробку, какую и во сне не видела жена Светлана Ивановна Гольцова. Он был на волосок от гибели, когда пошел на двойной обгон и почти перед радиатором возникла тяжелая «Колхида», – водителю пришлось почти съехать в кювет, чтобы машина Игоря Саввовича не превратилась в лепешку. Еще километров через пять он без всякой нужды на обгоне подрезал голубой «Москвич» с миловидной седоволосой дамой за рулем. В зеркало заднего обзора Игорь Саввович увидел, как она от ужаса зажмурилась.
На шестидесятом километре Игорь Саввович, почти не сбавляя скорости, сделал левый поворот, в облаке желтой пыли, подпрыгивая на рытвинах, по заброшенной проселочной дороге въехал в молодой сосновый бор; загнал машину в тень, вышел из кабины, выбрал траву погуще, лег на спину и мгновенно уснул.
Игорь Саввович уснул так быстро, как нормальные люди засыпать не могут, и только в детективных фильмах герой, едва пригубив бокал со снотворным, откидывается на спину и начинает храпеть. Однако Игорь Саввович уснул именно мгновенно… Проснувшись, он сразу понял, где находится и почему голова была ясной по-утреннему, часы показывали половину седьмого, что значило: два часа проспал он на теплой и мягкой траве. Солнце уходило за сосны, лучи веером топорщились сквозь посиневшие кроны, тянуло волглым холодом из болотистой низинки. Игорь Саввович поднялся, сладостно потянулся, привычно прислушался к себе: ныло, побаливало, но все казалось расплывчатым, смазанным, приглушенным. «Под сурдинку!» – подумал он. Еще через несколько секунд выяснилось, что Игорь Саввович Гольцов находится в спокойном, уравновешенном и, как он подумал, терпимом состоянии, то есть не испытывает прежней боли и страхов, но и не чувствует подъема. Именно «под сурдинку!».
Игорь Саввович выезжал с проселочной дороги на шоссе, когда обратил внимание на то, что на указателе уровня бензина красная лампочка не мигает, а горит во всю ивановскую. Ля-ля-ля! Максимум на двадцать-тридцать километров пути, а только до площади Ленина больше шестидесяти.
Бензин кончился на восемнадцатом километре от города. Машина чихнула, дернулась, словно делая последнее усилие, и заглохла; на выжатом сцеплении она прокатилась под уклон почти километр и сама собой остановилась. Сразу услышалось, как на телеграфном проводе чвикают ласточки. В горячем моторе пощелкивало и побулькивало.
Игорь Саввович выбрался из кабины, чтобы заглянуть в багажник – нет ли запасной канистры с бензином? Его поразило увиденное. В багажнике был такой порядок, которому позавидовал бы шофер-профессионал: на специальной полочке лежали инструменты, более совершенные и разнообразные, чем полагалось «Жигулям», несколько запасных частей первой необходимости, набор паст и жидкостей для мойки и полировки машины; в багажнике вообще не было ничего такого, по чему можно было бы понять, что машина принадлежит женщине. Лежали две канистры; одна для масла (полная) и для бензина (пустая). Чтобы канистры не бренчали на ходу, был подложен темный поролон. «Молодчина! – подумал Игорь Саввович и усмехнулся. – Цельная натура, автоличность, но бензинчик-то сожгла!»
Московский, он же Казанский, он же Кандальный, он же Сибирский тракт возвращал городу утраченные за день автомобили. Быстро, на «домашней» скорости шпарили по тракту грузовики; легковые машины, наоборот, казалось, устало дотягивали последние десятки километров. Отойдя от машины шага на три, Игорь Саввович поднял руку и прищурился: солнце слепило. Ему нужен был бензин марки А-93, на котором работали «Жигули», «Москвичи-412» и «Волги» самой последней модели – остальные автомобили в счет не шли.