В рецензии, опубликованной в 1909 году в «Биржевых ведомостях», на сборник № 24 «А сад весной благоухает!.. Стихи» говорилось: «Книжечка, заключающая в себе восемь страниц, посвящена “страстно скорбящим автором, благоговейно склонённым” памяти “почившей Мирры Лохвицкой”. <...> От культа бесплотного образа “царицы из цариц” г. Игорь-Северянин не прочь перейти и к более материальному культу. Некоей Зое Ч. он посвящает, между прочим, такие строки (она, очевидно, цыганка): “Вина, вина!..”». Другой рецензент отмечал: «То стихотворения его изысканны, грациозны, задушевны, то представляют из себя что-то дикое, кричащее. “Хабанера” — тяжело запутанный выкрик».
Отзывы современников о стихах Северянина, опубликованных в его брошюрах, являются первым собранием критики о раннем периоде творчества поэта. После отзыва Гриневской, который стал первым отзывом, помещённым автором в своей брошюре, публикация сделанных ему посвящений стала традиционной. Они служили рекламой начинающему поэту, который жаждал признания.
Наиболее пространным оказалось послесловие Владимира Вячеславовича Уварова-Надина, входившего в круг знакомых поэта, напечатанное им в брошюре «За струнной изгородью лиры» (1909) вслед за посвящённым Игорю-Северянину стихотворением Фофанова «Стрекоза»:
«— “Овому убо даде пять талант, овому же два, овому же един”, — говорит евангельская притча, аллегорически рисуя идею разумного, производительного пользования дарованиями, влагаемыми Творцом мира в нас.
И по этой теории Игорь-Северянин также должен дать прирост на свой лирический талант.
Хорошее начало в области поэзии он уже показал: его стихотворения дышат лучшими чувствами и светятся полной красотой мысли, образов, картин природы, явлений на фоне глубокой мечты.
Его лира, освежая от сентиментализма школы прошлых времён и не отражая в себе непонятного мрака стиля “nouveau”, является самостоятельной, оригинальной.
Будет время, когда поймут и оценят его и печать, и просвещённое русское общество. Ведь всё большое не сразу даётся разумению толпы.
И пророческий глагол большого нашего поэта К. М. Фофанова сбудется:
Как сказал он ему устами пророка Илии.
Гатчино. Весна 1908 г.».
В июле 1909 года выходит брошюра 26-я. «Интуитивные краски: Немного стихов» (СПб.: Типография И. Флейтмана, 1909. 16 с.), которой суждено было сыграть исключительную роль в судьбе поэта благодаря отзыву на неё Льва Толстого.
Глава третья
«МОЯ ДВУСМЫСЛЕННАЯ СЛАВА
И НЕДВУСМЫСЛЕННЫЙ ТАЛАНТ»
«Модные стихи о пробке...»
Начало «двусмысленной славе» Игоря Северянина положил Лев Толстой. Поэт не случайно послал свои стихи на отзыв Льву Толстому, которого считал державным «властелином литературы». Одно из своих ранних стихотворений под названием «Океану — капля (Посвящается Льву Толстому)» (1907) из 17-й брошюры «Зарницы мысли» Северянин посвятил этому писателю. Из содержания ясно, что он видел в Толстом великого человека и философа.
Случилось так, что именно Лев Толстой первым выявил, а современники выставили напоказ тот диссонанс, который несла поэзия Северянина. Это случилось в самом начале 1910 года. В биографии Льва Толстого известен эпизод чтения ему книги Игоря Северянина 12 января 1910 года. Этот эпизод очень кратко и неполно изложен по книге Ивана Наживина «Из жизни Л. Н. Толстого» (1911) лишь в труде Николая Гусева «Летопись жизни и творчества Льва Николаевича Толстого (1891—1910)» (1960).
Николай Николаевич Гусев пишет о том, что Толстой слушал чтение сборника Игоря Северянина «Интуитивные краски», присланного автором. Он «много смеялся», особенно над стихотворением, начинающимся словами: «Вонзите штопор в упругость пробки, / И взоры женщин не будут робки». Но потом с грустью произнёс: «Чем занимаются!.. Это — литература!.. Кругом виселицы, полчища безработных, убийства, невероятное пьянство, а у них — упругость пробки!» Комментария нет. Не указано даже название стихотворения и других стихов, развеселивших Толстого. Не указано, знал ли Северянин об оценке Толстого и её последствиях и т. д.