В Галицко-Волынской летописи, описывающей смуту начала XIII века, когда Игоревичи претендовали на престол деда по матери, в рассказе о гибели Святослава и Романа в 1212 году вместе с ними упоминается некий Ростислав, по контексту — их брат и соправитель{305}, что и утверждают позднейшие летописи{306}. Однако братья не выделили Ростиславу собственного удела, а позже их троюродный брат Всеволод Святославич обвинял галичан в гибели только двух, а не трех братьев{307}, то есть Ростислава братом не считал. Причина достаточно очевидна — Ростислав был сыном от наложницы. Такие в княжеских домах рождались не единожды, что в глазах законной родни ничуть не оправдывало их, хотя какие-то призрачные права всё же давало. Однако и этот сюжет история от нас скрыла. Взял ли Игорь мать Ростислава, овдовев? Или любовь Игоря и Ярославны — поэтическая греза? А может, она просто остыла с годами? Об этом, как и о многом другом в жизни Игоря, мы можем только строить догадки.
Глава двенадцатая.
ЧЕРНИГОВ
В конце 1198 года или начале 1199-го в Чернигове скончался Ярослав Всеволодович[36]. Перед смертью он принял постриг под именем Василий. Племянники и высшее черниговское духовенство организовали погребение князя в Спасском соборе подле предков{308}. Он с супругой Ириной (происхождение которой неизвестно) имел двух сыновей — Ростислава-Иоанна, зятя Всеволода Большое Гнездо, и Ярополка-Гавриила, недолго княжившего в Великом Новгороде{309}. Однако помимо сыновей было еще и пятеро племянников, уже поднабравшихся военного и политического опыта. Именно они хоронили дядю. Только этим можно объяснить, что во избежание распрей черниговский престол чуть ли не первый раз без всяких препон и проволочек перешел к законному наследнику. Игорь Святославич Новгород-Северский, последний из второго поколения Ольговичей, вошел в Чернигов и сел на отцовском и дедовском столе{310}.
Предел мечтаний его семейства был достигнут — добиться большего шансов не было, ибо на Киев у сыновей Святослава Ольговича не имелось никаких, даже самых призрачных прав. Так что на долю Игоря выпали управление только черниговской землей и удовлетворение нужд многочисленных двоюродных племянников. Их пришлось рассаживать по малым уделам Черниговщины. Какие территории каждый из них получил, совершенно непонятно; все догадки на этот счет либо основаны на поздних домыслах, либо умозрительны. Точно известно лишь, что Ростислав, старший сын покойного предшественника Игоря, княжил в Сновске{311}.
Но, видимо, Игорь племянников не удовлетворил. По крайней мере, под 1200 годом летопись сообщает о кончине уже нового черниговского князя, Владимира Святославича[37].{312} К сожалению, Киевский свод в составе Ипатьевской летописи завершается 1199 годом, а потому о ближайших событиях на юге мы можем судить лишь по довольно скупым замечаниям северных летописей. К тому же хронология владимирских летописцев опережает общепринятую на год из-за разницы в стилях летосчисления[38], что часто не учитывается — например, при определении даты смерти Игоря.
Очевидно, во всяком случае, то, что Игорь лишился черниговского стола почти сразу после его занятия. Чем-то недовольный Владимир Святославич в 1199 или 1200 году поднял мятеж, выгнал двоюродного дядю из города и стал княжить сам. Это была чистая узурпация, даже если Владимир счел Чернигов родовым достоянием Всеволодовичей — он ведь взял стол не только Игоря, но и собственного старшего брата Олега.
В 1200 году захватчик скончался и Игорь смог вернуться в Чернигов. Обстоятельства этого возвращения нам опять же совершенно неизвестны. После него Святославич прожил недолго. Должно быть, треволнения подорвали здоровье пятидесятилетнего князя. Время смерти Игоря стало предметом споров — в основном из-за попытки В. Н. Татищева сконструировать точную дату на основе сухого летописного контекста. В Радзивиловской летописи и во всех ранних владимирских сказано всего лишь: «Преставился князь черниговский Игорь»{313}. Сообщение поставлено в начале статьи, обозначенной 6710 годом (по уточненной хронологии, 1201/02). Татищев, однако, скомбинировал это сообщение со следующим ниже упоминанием лунного «знамения» 29 декабря. (На самом деле это ошибка переписчика, продублировавшего прошлогоднюю запись{314}. Но понять это историографу было трудно, поскольку в Радзивиловском списке перепутаны последние листы.) В итоге получилась «точная» дата, воспроизводимая во многих научных трудах и справочных изданиях, — 29 декабря 1202 года, тогда как на самом деле великий князь скончался, вероятно, весной 1201-го{315}.
36
Время смерти Ярослава Всеволодовича определяется известием северо-восточных летописей. Так, в Радзивиловской летописи это событие помещено в статье, относящейся к 6708 году по «ультрамартовскому» счислению (на год опережающему обычное), то есть 1199/1200-му, тогда как Ипатьевская летопись относит его к 6706 (1198/99) «мартовскому» году Очевидно, известие о смерти черниговского князя достигло Владимира только весной 1199 года.
37
В Московском своде он явно ошибочно назван Всеволодовичем, но такой князь среди Ольговичей неизвестен; видимо, произошло искажение слов «внук Всеволодов». Автор поздней украинской Густынской летописи то ли знал из неизвестных ныне источников, то ли угадал верное отчество — Святославич (см.: ПСРЛ. Т. 40. С. 108).
38
Для доказательства этого опережения есть две надежные опорные даты: вокняжение в Новгороде Святослава, сына Всеволода Большое Гнездо (см.: ПСРЛ. Т. 3. С. 44—45), и гибель Романа Мстиславича Волынского (см.: