Выбрать главу

Пауль понял его замысел и начал шуметь, переступать по решетке, грохотал ею, ругался. Он смотрел куда угодно, вертел головой, но упорно не поднимал глаз на Бастиана, почти достигшего своей цели и уже поднявшего меч. Клинок свистнул, и в этом звуке не было ни жалости, ни сомнения.

Симон вскрикнул. Нож выпал из его руки, звякнул о ступеньки, скатился вниз. Бастиан даже не взглянул на него — он схватил Айрис, рывком потянул ее к себе, назад, в подвал, к остальным.

Он слышал, как позади него рухнуло что-то тяжелое. Меч вонзился глубоко в бедро Симона, чуть пониже ягодицы. Он упал на лестницу и остался лежать там, издавая громкий стон. Лучи фонариков судорожно засновали по подвалу.

Карина взвизгнула.

— Боже, сколько крови!

— Он умирает. Он умирает! — прокричал Пауль.

Отец Бастиана оттолкнул его плечом, опустился рядом с Симоном на колени, осмотрел кровоточащую рану.

— Где меч?

— Валяется на лестнице.

— Его нельзя там оставлять.

Карина, тяжело дыша, отвернулась в сторону.

— Господи, как хочется уже наконец вырваться отсюда.

Максимилиан Штеффенберг действовал быстро и точно. Он наложил на раненую ногу давящую повязку, которую соорудил из своего галстука, какого-то плоского камня и двух упаковок бумажных носовых платков, позаимствованных из рюкзака Карины.

— Мы ни слова никому не скажем о том, что здесь произошло, ясно?

Пауль кивнул, указал на Симона.

— Но что, если он… В смысле, если…

— Об этом я позабочусь, не волнуйтесь.

Бастиан усадил Айрис на землю; спиной девушка опиралась на скалу и была бледнее, чем когда-либо. Он и сам испытал шок, в ужасе оттого, что наделал. Он не целился куда-то конкретно, думая только о том, как не задеть Айрис.

Я мог разрубить Симону череп или отсечь руку. Всю ногу отрубить, если бы меч был острее. Я едва не убил человека.

Он посмотрел на Айрис, взял ее за руку, которая все еще была холоднее, чем его.

— Спасибо. — Голос девушки был едва слышен, словно она боялась самих звуков. Ее била дрожь. — Слушай, — сказала она, — мне так хочется, чтобы он умер.

Наклонившись, она уткнулась лицом в ладони и заплакала. Бастиан держал ее, не говоря ни слова. Он и сам находился в таком смятении, что вряд ли мог сейчас сказать что-либо умное.

Тогда, на лестнице, ему хотелось того же самого, и он почти понимал сейчас, что испытывает Айрис, — ту самую смесь облегчения, страха, укоров совести и отвращения, которую она испытывала и к Симону, и к той части себя, которую ненавидела.

— Всё будет хорошо. Всё, — произнес Бастиан — ему казалось, что Айрис ждет от него каких-то слов. — Он не умрет, раз уж за дело взялся мой отец. Уж он-то добьется успеха, как бывает всегда, когда речь идет о репутации семьи. — Он крепче прижал девушку к себе. — Когда-нибудь ты этому только порадуешься. Когда-нибудь мы оба будем этому рады.

С немалыми усилиями они вместе перетащили Симона, всё время звавшего Айрис, на самый верх винтовой лестницы.

— Ему срочно нужна помощь. И у нас есть ровным счетом два варианта, — пояснил отец Бастиана, когда они оказались наверху. — Первый. Мы договариваемся, что его никогда здесь не было. Если я сниму повязку, он промучается недолго. Всё кончится быстро, смерть его будет спокойной и прекрасной — лучше, чем у большинства людей. — Он обвел всех взглядом. — Думаю, что в обозримом будущем его вряд ли здесь найдут. Конечно, некоторый риск есть, но он ничтожно мал.

Никто не произнес ни слова. Бастиан дрожал, он не мог даже смотреть на отца, но еще труднее ему было отделаться от преследовавшей его мысли. Если он умрет… Да успокойся ты уже!

— Второй, — продолжал отец. — Мы делаем всё возможное, чтобы помощь пришла как можно быстрее. Лучше всего вызвать вертолет. Тогда, разумеется, нам придется давать объяснения. Врачи и полиция захотят знать, как он получил эту рану и по чьей вине.

Никто не решался заговорить первым. Бастиан поглаживал рукоятку меча, который он снова держал при себе. Внезапно остановившись, он поглядел на Айрис, прижимавшую к груди сумку с арфой.

— Мы вызовем помощь, — прошептала она. — Уж лучше пусть он следует за мной по жизни, чем каждую ночь настигает меня во снах.

— Согласен.

Это было единственно верное решение, но Бастиан радовался, что она его приняла.

Отец кивнул.